— Позвони, — миролюбиво согласилась Ксения. — Заодно скажи, чтобы она разгребла хлам в детской. Думаю, тебе там будет уютно, — озадачила Ксю Алексея. — Но обои с корабликами придется убрать. Кучки дерьма лучше раскроют твой внутренний мир, — с наслаждением тянула Ксения. Ее нарочито дружелюбный тон быстро сменился ядовитой злостью. — Да? Дерьмо! Какое же ты дерьмо! — сокрушалась женщина, швыряя вещи Алексея на пол.
— Что с тобой? — проблеял испуганный жених.
— Знал он. Что ты, блядь, знал?! Если женщина говорит, что не хочет ребенка — это значит, что она не хочет ребенка! Понял?! То есть вовсе не хочет! Ты же был согласен. Зачем? Зачем ты сделал это со мной? Больной ублюдок!
— Но, — пытался оправдываться Алексей.
— Нокает он, — не могла успокоиться Ксения. — Пошел вон отсюда! Вещи отвезу тебе на работу, — немного успокоившись, произнесла Ксю. Она забрала в уже бывшего мужчины ключи и настойчиво оттесняла его к двери. — Мамке привет! — крикнула Ксения. Бросив в босого мужчину тяжелыми туфлями, Ксю поспешно закрыла дверь. Она уперлась головой в стену и закричала в деревянную панель. Ксении было тяжело осознать, что что-то живет в ее теле. Выпивает жизненные соки, считая ее своей кухней. Оно спит в ней, ждет, когда придет время покидать опустошенное тело. И это лишь начало. Оно выпьет ее до конца проделками, требованиями, истериками. Жизнь Ксю станет чужой. Этого она не могла допустить. «Если мне придется выносить, то я необязательно должна растить».
— Ничего, малой, — неожиданно для себя произнесла Ксения. — Ты не виноват. Дело во мне. Твой отец позаботится о тебе. И бабушка. Надеюсь, ты любишь кораблики.
Это был первый и последний раз, когда Ксения разговаривала с ребенком. Остальное время Ксю представляла, что с ней не происходит ничего особенного. Отнеслась к беременности, как к будничным трудностям, словно это неприятный нарыв, который удалят без следа, или временная полнота из-за приема гормональных. Стоит прекратить принимать таблетки, как все нормализуется. Сегодня жизнь Ксении должна стать прежней. Она будет свободной, свободной, как никогда. Ксения не сожалела о случившемся. Теперь она точно знала, что это не для нее.
— А это кто? — спросила Ксю, указывая ножкой на мнущегося рядом практиканта.
— А, это Юрий, — ответила Алевтина Эдуардовна, проследив за взглядом Ксении.
— Прикольно, — улыбнулась Юрию Ксюша. — Правда, что мужчины-гинекологи нежнее женщин? — неожиданно для себя спросила Ксю.
— Хотите попробовать? — спросила Алевтина, тоже улыбаясь.
— Возможно, — игриво ответила женщина. — Второго шанса у меня не будет.
— Юрий, подходи, — скомандовала Алевтина Эдуардовна. — Пройдешь боевое крещение.
Юрий растерялся. Он несмело подошел к женщине и положил руку ей на колено.
— Эй, заигрывать потом будешь, — засмущала практиканта врач. — Становись между ног!
— Когда же все закончится, — протянула Ксения, запрокинув голову назад.
— Закончится, деточка, — подбодрила роженицу Алевтина. — Еще немного. Давай вместе тужиться.
Несмотря на непривычную для себя обстановку, Ксении было так спокойно. Она знала, что ее не осуждают и поддерживают. Какая разница, кто будет растить малыша? Главное, чтобы человек мог взять на себя ответственность, любил мелкое существо. Ксю не была способна на это.
«Точно. Одна дитя отдаст из-за любви к себе».
Последняя потуга и… Алевтина Эдуардовна и Юрий одновременно бросились к ребенку. Они наперебой тянули к нему руки, но успел только один. Врач переживала, что женщина порвется, ведь от эпизиотомии та отказалась. Практикант просто переживал. Хозяин трясся в страхе, что прислужник снова накосячит. Только Ксю ничего не боялась. Страшное осталось позади. Единственным, что привязывало женщину к младенцу, была пуповина. Прошла одна минута. Ребенка протерли, взвесили, ничего не сказав матери, и унесли в другую комнату, чтобы больше не приносить никогда.
— Молоток! — закричал Владыка.
Алевтина Эдуардовна умиротворенно улыбнулась, а за ней — Ксения и Юрий.
— Каждые бы роды были такими! — провозгласила врач.
Все рассмеялись. Казалось, эта троица была самой счастливой на свете. Их будто объединяло что-то приятное и тайное, о котором не принято говорить. В комнату вошла Оля, улыбки с лиц медленно сползали, и Алевтина Эдуардовна поспешно выпроводила ее за дверь, чтобы девушка не взболтнула лишнего.
— Подготовь бумаги, — небрежно бросила Алевтина. — Только смотри — я проверю, — добавила она напоследок.