И все же Дон старался пересилить себя. Он делал все то же, что делает отчим, пытающийся расположить к себе приемного ребенка: дарил Кэти игрушки, рассказывал сказки, водил на мультики и в зоопарк… Это было дико — дарить игрушки и рассказывать детские сказки взрослой женщине, и Дон надеялся, что его поведение не выглядит слишком фальшиво. Но, несмотря на все эти усилия, Кэти не разговаривала с ним. Дороти, смущенно улыбаясь, говорила, что Кэти благодарит, иногда задавала вопросы от ее имени, но всегда оставалась посредником между мужем и дочерью. Дон бы почувствовал, если бы Кэти заговорила с ним сама — тем паче что его жена, благодаря своей левополушарности, была теперь неспособна сколь-нибудь убедительно сыграть роль.
«Кэти, папа старается ради себя, а ты даже не хочешь с ним поговорить!»
«Мне не нужен Дон. Мне нужна только ты, мамочка.»
«Не называй его „Дон“. Он твой папа.»
«Я не понимаю, что такое „папа“. Ты говоришь, что папа — это почти то же самое, что мама. Но это совсем не так! Я не люблю Дона, и я не могу говорить с ним, как с тобой. И потом, он же снаружи!»
«Кэти, я ведь уже объясняла тебе. У обычных девочек мама тоже снаружи. Просто ты — необычная девочка.»
«Не понимаю, как такое может быть. И почему этих малявок, что мы видим на улице и в кино, ты называешь девочками. Если я — девочка, то они — нет. А если они девочки, то я — нет.»
«Это все очень сложно. Подрастешь — поймешь.»
«Я не люблю, когда ты так говоришь! Ты так и не объяснила мне, чего хотел от тебя Дон, когда ты рассердилась и испугалась.»
«Ну Кэти, тебе еще рано… Кэти, перестань копаться в моем мозгу!»
«Я хочу знать.»
«Ох, ну ладно… Постараюсь тебе объяснить.»
Дороти пыталась подбирать наиболее обтекаемые и деликатные формулировки, но контролировать себя в мыслях намного сложнее, чем в словах. Хотя она теперь в еще большей степени, чем Дон, воспринимала воздержание как нечто привычное и естественное, однако воспоминания о прошлой сексуальной жизни воскресили довольно яркие картины, она даже почувствовала намек на давно забытое ощущение внизу живота…
«Какая гадость!!!»
«Кэти… Ну вот видишь, не зря я опасалась, что ты не поймешь…»
«Это отвратительно! Я ненавижу Дона!»
«Кэти, Дон совсем не хотел причинить мне боль. Он наоборот хотел сделать мне приятно… Другие мужчины и женщины тоже такое делают…»
«Они гадкие, гадкие! Это так мерзко! Обещай, что больше никогда, никогда не будешь этого делать!»
«Доченька, если бы люди этого не делали, то и детей бы не было…»
«Тебе не нужны другие дети! У тебя есть я!»
Дороти еще никогда не чувствовала такой волны гнева, обиды и острого разочарования в любимом человеке, какая исходила теперь от Кэти.
«Дочка, успокойся. Мама больше никогда не будет такого делать, ни с Доном, ни с кем-нибудь другим.»
«Честно-честно?»
«Честно-честно.»
Хотя Кэти по-прежнему не разговаривала с ним, Дон вскоре получил наглядное доказательство ее существования. Она пристрастилась к рисованию. Хотя Дон и прежде видел, как Дороти — он по-прежнему мог думать об этом теле только как о Дороти — читает детские книжки или играет с куклами (последнее зрелище он переносил особенно тяжело), он не мог отделаться от ощущения, что это делает его жена, в крайнем случае — его жена для Кэти, но никак не сама Кэти. Однако рисовать Дороти не умела и не занималась этим с детства; теперешние же картинки, выходившие из-под ее карандашей и кисточки, были пусть и по-детски примитивными, но явственно выдавали талант и с каждым разом становились все лучше. Главное же — все они создавались левой рукой, в то время как Дороти была стопроцентной правшой.
Вскоре Дороти заявила, что Кэти следует серьезно учиться рисованию. Так как и взрослая, и детская студия отпадали, Дону пришлось — хотя он был далеко не в восторге от этой идеи — раскошелиться на частного учителя. Художника звали Полак, и ему еще не было сорока. Дону не понравились не только грядущие расходы, но и мысль о том, что его жена будет подолгу оставаться наедине с этим человеком; он, правда, не думал, что теперь Дороти подпустит к себе кого-либо, и все же почувствовал себя гораздо спокойнее, когда узнал, что Полак — гомосексуалист.
Полаку была изложена полуправда: мол, Дороти попала в аварию, и в ее поведении могут наблюдаться некоторые странности, но в целом она вполне нормальная. Было сказано также, что Кэтрин — ее второе имя. Поначалу Полак взялся за дело без особой охоты, мысленно окрестив Дороти «дамочкой, у которой не все дома», однако ее незаурядный талант быстро заставил его изменить свое мнение. Прежде ему еще ни разу не приходилось видеть столь способной ученицы.