Однако, увидев ее с телефонной трубкой в руках, он понял, что сейчас последует звонок в полицию. Этого он допустить не мог. Надо было действовать мягче, но ее слабость и уязвимость пробуждали чувства, которые он не мог обуздать. Вся эта нежность, этот ласковый синий взгляд ошеломили его сразу, как только она открыла дверь. Джейк не ожидал ничего подобного, и теперь приходилось останавливать кипение крови всякий раз, как он приближался к ней. Но не гневом. Гнев мог легко перерасти в нечто другое. Он только что в этом убедился.
Какого черта он бросил монету? Джейк потер подбородок и уставился на крупинку мыльного крема. Хорошо, что он поспешил. Только полиции тут не хватает.
Джейк думал и машинально подбрасывал монету. Орел. Решка. Орел. Он подбросил монету в последний раз и вложил в руку молодой женщины, почувствовав ледяной холод ее пальцев. Захотелось вдруг лягнуть себя за собственный цинизм.
— Извините, что напугал вас. Может, мы спустимся в кухню? Все получилось так нелепо Я не причиню вам вреда. Поверьте. Если б я собирался что-то сделать, давно бы уже сделал.
Сара поверила ему. Голос звучал очень убедительно. Вспоминая все обстоятельства, она не могла не признать, что он очень старался не причинить ей вреда, но само его присутствие было угрожающим.
Да, наверное, — неохотно, согласилась она, сунув монету в карман.
Что бы ни задумал этот мужчина с враждебными глазами, он не собирался нападать.
Сара не могла объяснить, почему пришла к этому решению. Может быть, увидев выражение глаз, ждущих ее ответа. Может быть, потому, что он действительно не угрожал ей. Или, может, из-за того, как он обращался со своим сыном. Нет, в этом-то как раз вся проблема. Она бросилась к телефону, решив, что в дом проник похититель. И шины. Вот что до смерти напутало ее. Преднамеренность его поступков.
Правда, когда она увидела его лицо, ситуация неуловимо изменилась. Он был сердит, напряжен, но угрожать явно не собирался.
Сара кивнула ему спускаться первым.
Ладно, поговорим в кухне, но я ничего не понимаю. Вы ведете себя нелепо: являетесь посреди ночи, пугаете меня до смерти и… и грубите! — Она говорила слишком быстро. — Я выслушаю, но вы откроете все свои карты.
Сара наслаждалась своей яростью. О, она действительно была в ярости. Какой же надо быть идиоткой, чтобы впустить этого огромного чужака в дом, позволить ему помыкать ею, пугать до смерти. Она давным-давно решила, что больше никто не сможет так обращаться с ней, и все-таки попалась.
Во всем виновата ночь, сладкая грусть ее сновидения. Любой бы на ее месте был сбит с толку.
― Сядьте.
Она выдернула стул, но у нее хватило ума не толкнуть Джейка. Ее ярость была не настолько безрассудна. Не смеется ли он над ней? На лице не отражалось никаких чувств. Глаза смотрели хмуро. Если б он засмеялся, точно бы разбила ему голову сковородкой.
― Я слушаю.
Джейк понимал, что должен разумно все объяснить. Он заметил, как бьется голубая жилка на тонкой шее. Она почти в панике, конечно, поставит под сомнение любое его слово. Почему она помчалась к телефону? Не сказал ли что-нибудь Николас?
Даже сжатые от гнева, ее губы нежно блестели. Несмотря на свое нежелание, он не мог не заметить эту нежность. Джейк положил руки на стол.
― Открыть карты, говорите? Но в этой ситуации все карты в ваших руках.
Она моргнула. Хорошо. Он удивил ее.
― У меня?
Она прищурилась, размышляя. Затем взгляд остановился на его голой груди, и задержался там.
Он вздрогнул. Грудь отчего-то согрелась под ее взглядом.
― Конечно… Послушайте, может, я надену рубашку? Я думаю, нам обоим будет удобнее.
Поднявшись, он наклонился через стол. Вернулась враждебность. Из-за этих проклятых близоруких глаз, как будто ласкавших его.
―О да, конечно. Да.
Сара покраснела.
Джейк, не спеша, пошел за рубашкой, напряженно размышляя. Чему она поверит? Лучше держаться как можно ближе к правде. Правда всегда звучит лучше. Какие слабые места в его истории? Время, конечно. И место. Почему он оказался в окрестностях озера Окичоби? Может, чтобы посетить резервацию семинолов?
Он потер подбородок. Как приятно без этой проклятой бороды. Надо было сбрить ее, как только он вернулся в страну. Он вошел в кухню, застегивая последнюю пуговицу.