Она надела рубашку и халатик, пошла в комнату. Легла. Граф возился на кухне, позвякивал посудой. Потом вошел, сел на край лежанки.
Дарья молчала.
— М-да, — сказал он, — интересная ситуация. А ты молодец.
— Почему?
— Без отца рожать не боишься?
— Почему же без отца? Не от святого же духа.
— Постой, но ты же сама…
— Сама, — оборвала она, — сама. Успокойся. К тебе никаких претензий.
— А я что, я спокоен…
Не снимая брюк, он прилег рядом, отогнул одеяло. Руки полезли под рубашку, зашарили по груди, по животу. Чужие, вялые руки — ну хоть бы что-нибудь ощутила!
Дарье стало неприятно.
— Постой, — сказала она.
— Чего?
— Ну погоди, не надо.
Он продолжал свою механическую работу, и Дарья крикнула, рывком отодвинулась:
— Ну говорю же — не лезь!
— Да ты чего? — возмутился Граф. — Ну, знаешь… Сама, понимаешь…
— Чего сама? Думаешь, поманил — а я и разбежалась?
— Я поманил?!
— А кто ж еще? — огрызнулась вопреки всякой логике. — Тоже мне деятель! Достал свою бутылку — так я тебе сразу ножки веером, да?
— Да пошла ты! — оскорбленно завопил Пашка, вскакивая с лежанки.
— И пойду, — сказала она с достоинством, — еще как пойду.
Резко встала, сбросила рубашку — плевать, пусть смотрит! — и стала одеваться. Побросала в сумку ночное и, отведя душу, громко хлопнула дверью.
Еще не хватало — рожать от труса…
Дарья была тугодумка, знала это свое качество, но не стыдилась его и даже уважала. Ну, тугодумка. А чего суетиться? Зато уж как решит…
На решениях своих Дарья стояла твердо, тут сказывалось упрямство.
На сей раз Дарья ворочала мозгами до самой субботы, но решить ничего не удалось. Ясно стало одно: вновь не миновать совета с Гаврюшиными.
— Ну и как идея? — спросила Надин. По Дарьиному лицу она все поняла, просто ждала подробностей.
— И говорить не о чем, — ответила Дарья, — не тот человек. Посмотрела вблизи…
— Он-то соглашался?
— Да уж лежал рядом. В брюках. Трус последний.
Леший сидел рядом, чинил магнитофон, но его Дарья не стеснялась, словно двум подругам рассказывала.
— Ну и как теперь? — спросил он, орудуя ершиком.
— Как, как… Другого надо искать.
— Думала? — это уже Надин.
— Чего тут думать? — хмуро ответила Дарья. — Нет никого.
Подруга постаралась поднять настроение:
— Ну, так уж и никого… Никого — не бывает. У вас, вон, и в конторе этого добра…
Последние два года Дарья работала диспетчером в заводском гараже.
— Ага, — возразила она, — а потом каждый день с ним нос к носу?
— Не любись, где живешь, — поучительно изрек Ленька, не отрывая глаз от моторчика.
— А другие варианты? — вернула к делу Надин.
Признаваться было нерадостно, но стыд Дарья преодолела раньше, пока думала в одиночку. Она сказала просто:
— Никаких других вариантов у меня нет.
Надин не поверила:
— А тот последний, в очках?
— И видеть его не хочу, — буркнула Дарья, — жмот чертов. Взял двадцатку взаймы, и будто его и не было никогда.
— А тот, со стройки!
— Когда это было! Да он и пьет.
Надин, чуть подумав, повернулась к мужу:
— Эй, Леший, ну-ка напрягись. Кто там из твоих обормотов, а?
Ленька поднял глаза к потолку:
— Хм… Это поразмыслить надо.
— Может, Ряполов?
— Не, он жены боится.
— Тут всех делов на два часа.
— Ты его бабу не знаешь. После работы на час задержится, она его носом обнюхивает.
— Носом?
— Вот именно, что носом.
— Живут же люди! — восхитилась Надин. — Ну, а Колька рыжий? Уже год холостой. Даш, помнишь, на дне рожденья…
— Рыжего не надо, — отказалась Дарья.
— Почему?
— Еще унаследует. Потом всю жизнь дразнить будут.
— Ладно, обойдемся без рыжих, — согласилась подруга и опять затеребила мужа; — Ну-ка, давай, кто там у тебя еще? Во — Степаныч!
— Он же парторг.
— Да у него глаза кобелиные.
— Не станет, — покачал головой Ленька. — Просто так — пожалуйста, а чтоб дети — не станет.
Надин немного подумала и оживилась:
— Стой, а Ветлугин? Самое то, чего еще искать?
Леший досадливо отмахнулся:
— Да он же в загранку завербовался, на Кубе сейчас. К зиме, правда, в отпуск собирался…
— К зиме мне уже родить надо, — угрюмо напомнила Дарья. Она поскучнела, настроение пошло вниз. И тут явно не светило, а кроме Гаврюшиных пойти было не к кому. Ну к кому? С таким-то делом?