– У меня совещание и две встречи сегодня. Меня не будет до ночи.
– А, может, ты вообще не придешь ночевать? – произношу с сарказмом и надеждой в голосе. – Поверь, я не очень расстроюсь.
Артем усмехается уголком рта, наклоняется ко мне и тянет низким голосом:
– Нет, жена. Отныне я все ночи буду проводить дома. С тобой в одной постели.
Чтоб тебе провалиться, Волков!
– Так куда тебя отвезти? – отстраняется и тут же меняет тон на безразлично-холодный.
Произношу адрес сквозь зубы, отвернувшись к окну и сложив руки на груди.
– Точно туда? – уточняет, нахмурившись. – Там же больница.
Стискиваю зубы так, что становится больно в висках. Хотела бы я, чтобы это было ошибкой…
Артем останавливает машину прямо у главного входа. И, пока я отстегиваюсь и собираюсь с духом, муженек уже обходит машину и предлагает мне руку, чтобы выйти. Набрав побольше воздуха в легкие, я иду ко входу. Артем следует за мной.
– Ты же сказал, что у тебя совещание и две встречи? – раздражение и злость снова возвращаются ко мне.
– Подождут.
Муженек сопровождает меня до палаты, но перед самым входом останавливается.
– Что, не зайдешь? Даже не взглянешь, что натворил? – с горечью выплевываю, чувствуя, как подступающие слезы жгут глаза. Сейчас я мечтаю об одном: придушить виновника всех моих несчастий.
Муженек игнорирует мой вопрос, продолжая стоять у стены. Да я и не жду ответа. Их мне никто и не даст.
Тихонько толкаю дверь палаты, и мне в нос тут же ударяет едкий запах лекарств.
С детства не любила больницы, поэтому мама старалась минимизировать мои походы туда, и всегда усиленно лечила меня дома, оберегая и окружая заботой.
Мама…
В моей голове тут же всплывает образ ухоженной, красивой и статной женщины. Я до сих пор помню тепло и заботу ее рук. Ее улыбку. И даже, кажется, слышу запах ее выпечки, которой она всегда меня баловала.
Первая слеза срывается и летит на пол, оставив на щеке едкую дорожку.
Я не узнаю эту женщину, что лежит на больничной койке.
Это не может быть моя мама.
Ее лицо и руки все в глубоких морщинах. Под глазами темные круги. Некогда шелковистые волосы, всегда аккуратно уложенные, сейчас беспорядочно разбросаны по подушке. Ее губы искусаны в кровь. А руки безвольно лежат поверх простыни.
Мама очень бледная, даже можно сказать, восковая. Если бы не ее медленно вздымающаяся грудь, я бы подумала, что она…умерла.
Господи, за что ты так с нами?! Как так вышло, что некогда крепкая и счастливая семья разрушена?! Как вообще можно уложить в голове, что я сплю в одной постели и живу под одной крышей с человеком, который довел моего отца до могилы, а мать – до больничной койки?!
Хочется орать в голос от бессилия, злости и непринятия такой несправедливости. Хочется придушить голыми руками. И соблазн так велик – ведь виновник всех моих бед стоит сейчас за стенкой…
Вновь смотрю на женщину, окутанную проводами, и закусываю кулак до боли, давясь слезами. Но я не имею права быть слабой.
Я должна держаться. Ради мамы. Ради дочери. Ради их будущего и счастья.
Я смогу. Отец научил принимать все жизненные удары лицом к лицу. Он взрастил внутри меня стальной стержень.
Но он ломается пополам, когда мама распахивает глаза. Она с трудом фокусирует на мне взгляд и шепчет:
– Кто вы?
Глава 10
Аврора
У меня темнеет в глазах. Нет…Этого же не может быть…Просто я неудачно стою, мама меня не разглядела. Да и я изменилась за то время, что мы не виделись. Как минимум, у меня вырос животик.
Я подхожу ближе, пряча мелко подрагивающие руки. Нервно улыбаюсь и севшим голосом снова зову:
– Мам, это же я – Аврора…
Она снова хмурится, даже пытается привстать на локтях, щурится, но я не вижу в ее взгляде узнавания.
– Аврора? Простите, но я вас не знаю…
У меня внутри все обрывается. Сердце заболело так, как будто в него вогнали ржавый нож по самую рукоятку и провернули несколько раз, вспарывая на живую.
Становится так страшно, как никогда раньше.
Я опоздала…
– Мамочка, – опускаюсь на стул, стоящий рядом с кроватью. Слезы текут ручьем, заливая мою одежду, но я не обращаю на них никакого внимания. Осторожно беру маму за руку, поглаживая ее узкую ладонь. – Ну, как это ты меня не знаешь? Это же я – твоя дочь. Аврорушка, так ты меня всегда называла…
Последние слова я произношу уже шепотом, трясясь вся от ужаса и безысходности. Я понимаю, что значит мамино поведение, но отчаянно сопротивляюсь и не могу его принять.