Открыв дверь, сиротка пропустила меня внутрь квартиры: маленькая, стройная. Фигурка ладная, несмотря на эту ужасную тряпку, которая скрывала её талию. Впрочем, было в её хэбэшном халате что-то родное, домашнее… А сама она оказалась очень домашней. Мука на волосах, глаза — честные, наивные.
Хорошие глаза. Отвык я от таких…
Затем из комнаты выскочил пацан.
Сын.
Да, мы на самом деле оказались очень похожи. Это был странно: смотреть на свою уменьшенную копию — не больше, не меньше… неудивительно, что мать сразу заподозрила неладное: никакие ДНК тесты не нужны, и так понятно, чей мальчишка.
Мой! Мой ребенок.
Сиротка и парень начали жестикулировать— и я с болью в сердце подумал о том, что не понимаю языка, на котором разговаривает мой сын. Вот жеж…
— Что он хотел? — спросил я, заметив, что сиротка очень аккуратно отослала мальчишку обратно в комнату. Правильно, у нас тут пока только взрослые разговоры.
Девица улыбнулась — по-честному, открыто улыбнулась — просто как человеку, а не как папику, способному оплатить любой её каприз, и рассказала про кыстыбыи.
У меня от удивления приподнялась бровь: эта девица прямо находка. Милая, домашняя, воспитывает моего сына и умеет готовить моё любимое блюдо. Хмм…А может, жениться на ней? И матери моей она понравилась.
Я полез в карман, чтобы достать результат ДНК анализа и протянул его сиротке.
Я ждал, что она негодующе взорвётся, когда услышит моё имя, но, видимо, её организм вторую нервную встряску за день просто не выдержал: Оксана начала оседать на пол, я едва успел подхватить её.
Пока я нес сиротку на кухню (в комнату было нельзя — пацан мог напугаться; да и это был не совсем обморок, по крайней мере, не полный обморок), сразу отметил про себя миллион разных мелочей: тряпка, которая заменяла сиротке домашнее платье, хоть и скрывала фигуру девушки, но руки без проблем нащупали тонкую талию и вполне … гм, хорошего размера грудь.
От неё приятно пахло.
И кухня порадовала. Недорогая — если не сказать дешевая — мебель, убогие допотопные табуретки, зато всё в цветах. На открытой полочке — выставка специй, которыми явно пользовались; на стене рядом с холодильником — календарь с несколькими обведенными кружками датами и детские рисунки.
Эта кухня определённо принадлежала живому дому, а не как у меня — стальное чудовище закостенелого холостяка с обедами из ресторанов.
Усадив приходящую в себя девицу на табуретку, я налил воды и протянул стакан Оксане.
Вдруг мне стало обидно, что она — эта хилая бледная девица сумела справиться со всем без меня. И сына моего воспитала, и сама не пропала. Вон какой теплый дом создала.
«Справилась, она, конечно, ага,…Вот и результат её усилий— довела свой организм до крайней точки. В обмороки падает, синяки под глазами, сама бледная, аж кожа просвечивает».
Закончу оформлять документы на Ромку, вывезу их куда-нибудь на отдых. Куда-нибудь, где сейчас тепло. В Мексику, например… Или на Кубу.
Ромке полезно будет увидеть новые страны.
Когда моя сиротка пришла в себя, я решил, что сегодня давить на неё больше не стану. Ещё раз повторил главное: что именно я, а не её брат отец Ромы, и что это уже доказано.
Я ожидал, что она запротестует, будет требовать повторной экспертизы — у меня к ней всё было готово: эксперты на всякий случай остались сегодня на ночь в лаборатории. Но Оксана снова удивила меня.
Вместо того, чтобы драться за память брата, она принялась драться за сына. Я как-то не сообразил, что она свяжет моё появление со звонком Лейсян — и сделает соответствующие выводы.
Не знаю, кого эта девочка могла бы напугать: по виду ни разу не тигрица; так — котёнок пушистый. Её саму надо оберегать, чтобы никто зла не причинил, а она в бой кинулась.
— Я не отдам вам с Лейсян Ромку! — закричала она, а должна была бы по идее рыдать, убеждая меня и в первую очередь себя саму, что Рома — сын её братца.
Интересно, это она настолько сконцентрирована на пацане, что не замечает ничего другого, или сама давно уже стала догадываться, что Лейсян была с ними не совсем честна.
А может, и то, и другое?
В любом случае, её первая реакция меня очень порадовала.
Женщиной, которой руководит страх, а не ненависть, куда проще управлять.
Только самое смешное заключалось в том, что это сиротка сейчас больше управляла мной. Я — взрослый мужик, прошедший через огонь, воду и медные трубы, мог вынести любое давление, а вот дрожащие губы Оксаны и её растерянные глаза как будто меня полностью обезоруживали.