Не прошло и недели, как им обоим стало тяжело торчать в деревне целыми днями напролет. Как бы ни была легка и непринужденна их жизнь, некоторые вещи требовали их внимания. Они съели все свои припасы, даже деревья, росшие вокруг их поляны, начали казаться голыми. Поэтому Грон отважился выбираться на поиски еды, сначала только на несколько минут. Он всегда оставлял Тройи следить за ней, когда уходил. Однажды он попросил своих родителей приглядеть за ней, но, видимо, не был удовлетворен их обещанием, и снова с ворчанием занял своё место, когда они отмахнулись от него, не подняв глаз от того, чем занимались.
Он никогда не проявлял грубость по отношению к ней и не вел себя агрессивно. Он всегда был счастлив целовать и обнимать ее, мурлыкая, когда она прикасалась к нему, и делясь едой, как они всегда делали. Он просто пристальнее обычного следил за ней. Она знала, что это не будет длиться вечно, он просто был напуган.
Она умудрилась попросить его принести ей тростник, поскольку ей было настолько скучно, что даже плетение корзин и циновок казалось привлекательным занятием. Но это не помогло, ей безумно хотелось без надзора ходить к пруду, когда вздумается, собирать с Мойрой камыши или сопровождать Грона в его патрулировании.
Крану и Тройи не так резко отреагировали на то, что на пару часов потеряли след Мойры. Крану, похоже, периодически подхватывал дурные привычки Грона, как будто брат заставлял его раздувать из этого большую проблему. Так что время от времени он пытался загнать Мойру в деревню, но тем самым лишь выводил её из себя, и, в конце концов, ему пришлось уступить и сдаться. Рут подозревала, что он не хотел, чтобы остальные члены племени поняли, что он — подкаблучник, тогда как строил из себя крутого и мужественного самца.
Рут и Тройи сидели рядом и наблюдали за тем, как эти двое избегали друг друга, и Рут хихикала всякий раз, когда Тройи обречённо ворчал, словно отец, наблюдавший за тем, как его взрослые дети ведут себя не подобающим образом. В такие минуты она испытывала к Тройи симпатию, даже при том, что он был ее стражником.
Прошло две недели, которые Рут отсчитывала с легкой нервозностью. Она старалась не забегать вперед, но понимала, что сейчас как раз то время, когда у неё должны были начаться месячные, если она не забеременела. Она проводила каждую минуту каждого дня как на иголках, все время вскакивая, чтобы проверить, чем вынудила Грона заподозрить неладное.
Прошла еще неделя, но ничего не происходило. Она попыталась проверить себя на наличие симптомов. У нее не было утренней тошноты. Может она и уставала чуть больше обычного, но это вполне могло быть вызвано стрессом и скукой. Тем же самым объяснялось периодически возникающее чувство голода. Она не заметила, что прибавила в весе или что ее грудь стала полнее.
Она понимала, что если забеременеет, то в свое бикини уже не влезет. Она надеялась, что футболки растянутся, иначе ей придется послать Мойру на корабль за новой одеждой. Но сейчас, когда мужчины начали интересоваться тем, где пропадали их женщины, это могло вызвать подозрения. А Рут вовсе не радовала мысль о том, что ей придется тайком увести Мойру из-под носа Крану, когда он почти весь день за ней наблюдал.
Она продолжала отмечать дни.
Жизнь вернулась на круги своя. Грон предложил ей присоединиться к нему в патрулировании территории. Они делили обязанности по сбору пищи, он сбрасывал ей фрукты с ветвей деревьев, а она ловила их и складывала в корзины. Она сама собирала тростник и другие необходимые материалы, хотя не оставалась надолго одна. Даже когда она отправлялась купаться, она не сомневалась, что Грон будет рядом. Наверно, некоторые привычки его брата передались и ему.
Наконец прошло четыре недели, и Рут преисполнилась оптимизма. Она потыкала себя пальцами в живот, пытаясь что-то почувствовать, но не смогла. Она не знала, когда скажет Грону, что ждет ребенка, снова задумавшись о бусинах, которые носили его отцы.
Её усталость никуда не делась, а аппетит по-прежнему был на зависть высок.
Спустя шесть недель она уже не могла больше ждать. Она рассказала Мойре о своих подозрениях в беременности. Но поскольку они находились посреди деревни, в окружении племени, они не могли отпраздновать это событие, но Мойра ухмыльнулась и сжала ее руку.
— Ты мне поможешь? — спросила Рут.
— Конечно! Что нужно делать? — ответила Мойра.
— Я хочу сделать Грону одно из этих ожерелий, — сказала она, слегка наклонив голову в том направлении, где, прислонившись к стволу дерева, с закрытыми глазами сидел Грисс, как будто дремал, но Рут знала по опыту, что он бодрствует и бдит. — Мне понадобится помощь, чтобы выяснить, как его сделать. Я не знаю, что это за дерево, где его искать и как резать.