Повелитель прибыл в особняк поздней ночью, и отец сам открыл ему дверь, встречая свою судьбу.
Наконец-то!
Отец и сын поменялись ролями.
Нарисовав в уме эту картину, пережив вновь, Барти слабо ощутил, как к глазу подступили слёзы радости. Воспоминания — это роскошь, которой его пытались лишить, заменить спутанными хаотичными видениями. Так долго он ничего не чувствовал, будто пребывал в полудрёме, а теперь проснулся, вырвался из кошмарного сна к свету дня.
Если бы мать была рядом, она бы его поняла, поддержала.
Барти и сам удивился своим мыслям, сохранившейся способности любить, горевать, печалиться, скучать по чьей-то дрожащей улыбке.
Может быть, Тёмный Лорд сумеет вернуть ему мать, вознаградит своего верного слугу, по-настоящему преданного, счастливого служить Барти Крауча-младшего, доставившего к нему Гарри Поттера.
Осталось сделать последние шаги. Этот путь начался давно — почти двадцать лет назад, когда школьные друзья привели худого невзрачного мальчика из семьи честолюбивого чиновника на секретное собрание. Это была их тайна. Небольшой клуб по интересам, как считал Слизнорт, подписывая разрешение на короткие отлучки из Хогвартса. Даже сейчас, закрывая глаз, единственный настоящий глаз, Барти видел, находясь на границе сна и реальности, широкую дорогу, ведущую к Хогсмиду, слышал звонкие голоса Регулуса и Ивэна, их заразительный смех.
— Мы изменим этот мир к лучшему! Не бойся, Барти, ты самый умный на курсе, ты точно Ему понравишься!
— Верно, — подхватывал Блэк. — В алхимии и зельеварении тебе нет равных!
Уж они бы не предали хозяина.
Клак Клак Клак
Они отомщены.
Грозный противник сокрушён.
Грюм в сундуке, никчёмный параноик, оставшийся без палочки и волшебного глаза.
И всё благодаря Тёмному Лорду.
Барти никогда в нём не сомневался, он верил в него не напрасно. Он ждал и сохранил свою верность. Чем не могли похвастаться эти жалкие подонки, предатели и трусы, открестившиеся от своего Господина при первой же опасности. Чего только стоит Люциус? Его белобрысый сынок недалеко ушёл. Самодовольный мальчишка.
Небольшой урок пойдёт ему на пользу.
Перекошенный рот Барти растянулся в ухмылке.
Крауч проиграл в уме позабавившую всю школу сцену. Можно было превратить Малфоя-младшего во что-нибудь более гадкое, нежели хорёк, но палочка Грюма иногда давала сбой, чувствовала чужие пальцы. Несмотря на Оборотное зелье.
Эта палочка в его руках — кусок дерева — и та понимала больше чудаковатого директора. Как легко оказалось его обмануть. Вера в людей застлала Дамблдору глаза… или старость. Какое это имело значение?
Ничего, придёт и его время. Тёмный Лорд доберётся до мальчика. Он возродится, и весь магический мир содрогнётся от его праведного гнева. Ради этого столько лет назад Барти и рискнул всем, ради этого его мать осталась за решётками Азкабана.
Крауч моргнул и потряс головой.
Гаргулья отпрыгнула в сторону, и из-под пола показалась спиралевидная лестница.
Клак Клак Клак
Этот звук сводил с ума. Глаз как безумный крутился в глазнице.
Молоток в форме грифона стучал громко.
Дамблдор приветливо улыбнулся, но Барти научился чуять подвох. Кто знает, вдруг подозрительность Грюма оказалась заразной или настолько въелась в аврорское нутро, что теперь передавалась вместе с волосами, необходимыми для зелья… Скорее бы проклятый Турнир закончился, и с одноногим волшебником можно будет распрощаться навсегда.
Когда Грюм умрёт, где-то на том свете улыбнётся Розье.
— Присаживайся, Аластор, — мягко сказал Дамблдор. Он встретил Барти пристальным чистым взглядом, и Крауч усмехнулся, ощутив едва заметную попытку проникновения в свои мысли.
— Минерва уже нажаловалась? — пробасил он, пододвинув предложенное кресло когтистой лапой, на которую заканчивалась деревянная нога — ещё одна неприятная составляющая нового обличия.
— Дружище, я вынужден напомнить, — спокойно проговорил директор. — В Хогвартсе запрещено использовать трансфигурацию на студентах. Мы не применяем подобные наказания со времён руководства школой профессора Диппета.
Барти скучающе слушал наставления и словно возвращался в прошлое — в тысяча девятьсот семьдесят седьмой год, когда директор отчитывал слизеринцев за очередную шутку над брюзгой Филчем. И будто бы снова возле бюро перешагивала с ноги на ногу Ванити, изображая саму невинность, там — у окна, понурив голову, каялся в содеянном самый мелкий из них — Патрик Пьюси, а у того шкафа стоял сам Барти и лихорадочно придумывал отмазку.
Но что там на полке?
Крауч почувствовал, как что-то зашевелилось внутри него.
Волшебный глаз Грюма уставился на ярко-алый предмет, пронизывая закрытую дверцу, голову Барти и магический покров, призванный скрыть сокровище от посторонних.
Он был здесь, блестящий ярче рубинов на клинке Гриффиндора, словно сошедший с обложки учебника по столь любимой Барти алхимии… магический камень.
Легендарный Ребис, способный превращать металлы в золото, даровать вечную жизнь и возвращать мёртвых…
Подарок. Приз, о котором мечтает каждый маг. Возможность вернуть мать или заслужить одобрение Господина?
Рука Крауча дёрнулась и сама потянулась к палочке.
«Нет, позже, — сказал он себе. — Задание Тёмного Лорда существеннее всего, важнее моих желаний…»
— Мы договорились? — добродушно спросил Альбус.
Барти пропустил мимо ушей все слова, что говорил ему директор. Он вяло кивнул. Маниакальная радость затапливала его, согревала безумной надеждой, точно солнечным светом.
— Надеюсь, это всё? — спросил Крауч, захромав к дверям. — Время обеда, Альбус. Я никогда его не пропускаю — аврорская привычка: насытиться, пока не грянул гром.
Клак Клак Клак
Пальцы, сжавшие фляжку с Оборотным, сделались непослушными.
Барти уже не разбирал, то ли его треклятая нога так оглушительно стучала, то ли бухающее в груди сердце.
— Аластор, — Дамблдор хитро прищурился, и вокруг его глаз появились паутинки морщин, — я никак не могу вспомнить…
Крауч обернулся на пороге.
Ну что опять придумал этот безумный старик?
— Пару лет назад мы сидели в пабе у Розмерты — чудесная, к слову, женщина — и ты заказал восхитительную медовуху по любимому рецепту. С тех пор я несколько раз заказывал этот поистине волшебный напиток в «Трёх мётлах», но ни разу не угадал со вкусом.
И снова этот взгляд.
— Лучшая медовуха та, что выдержана в дубовой бочке, — почесав уродливый шрам на подбородке, ответил Барти. Глядишь, директор не заметит зарастающую здоровой кожей шею, не увидит изменившийся над ухом цвет волос. — Старость — не радость, верно, Альбус? Воспоминания — настоящая роскошь в наше время…
— Верно, — пробормотал Дамблдор, когда дверь за профессором ЗОТИ закрылась, и тупое клацанье деревянной ноги отозвалось по ступеням.
========== Глава девятнадцатая - Когда разгадка была близка ==========
Невилл вдруг осознал, что совсем позабыл о шумных переменах между занятиями.
Последний год в Хогвартсе запомнился ему короткими вылазками из башни факультета, мрачным потолком Большого зала, уроками Кэрроу, на которых творилось что-то ужасное.
Затем пришла пора, когда Хогвартс подобно фениксу, поднимался из пепла. Всюду кипела работа по восстановлению замка. Многие ребята вернулись сюда летом, чтобы помочь преподавателям придать школе прежний вид и былую славу самого безопасного места для маленьких волшебников. Где-то в глубине души Невилл до сих пор не смирился, что никогда не увидит Дамблдора за трибуной в Большом зале, а с началом учебного года учащихся на протяжении нескольких лет будет поздравлять Минерва Макгонагалл — новый директор школы чародейства и волшебства.
Ученики сновали туда-сюда по школьным коридорам, лестницы двигались, волшебники на портретах переговаривались и делились сплетнями, под потолком кружили бумажные птички со шпаргалками.