Инспекторы принялись обсуждать, чем лечится гипертония, которой болел Клейман, и пришли к выводу, что тот может в виде лекарства употреблять только водку, и она ему здорово поможет, особенно — в новогоднюю ночь.
Но тут появился Царь, и веселье пришлось прекратить.
Командир роты — грозный усатый майор — Григорий Алексеевич Цапов приехал на новом автомобиле марки «Хонда». Машины он менял как перчатки, благо финансовые возможности позволяли. Славик Гращенко тут же подошел к нему и с почтением поздоровался. Царь после рукопожатия отработанным жестом сунул руку в карман куртки, оставил там деньги и принялся здороваться с остальными подчиненными. Те денег ему не дали. Лицо у Царя вытянулось, нижняя губа обиженно оттопырилась, и он осведомился:
— Что, результатов наделали? Ну, сейчас посмотрим: — и ушел в кабинет.
Кипятков ткнул Палыча кулаком под ребра:
— Говорил тебе, давай денег дадим!
Палыч ответил:
— Успокойся, Костя. Если ему каждый день давать, он вообще нюх потеряет. А то на шею сядет, и станешь ты его личным рабом.
Яреев заметил:
— Можно подумать, этого еще не случилось.
Открылись двери, и во двор вылетел Царь. Лицо его было красным, усы торчали дыбом, глаза горели справедливым гневом, а рука сжимала ведомость, где напротив каждой фамилии стояли маленькие плюсики и минусики (типа — сдал, не сдал деньги).
Палыч весело рявкнул:
— Строиться!
Все встали в две шеренги. Яреев негромко произнес:
— В очередь за пряниками, джентльмены!
Подошел Царь. Он зло оглядел строй и начал:
— Это что за результаты? Кривошапко, вы чем ночью занимались? Где бухой? Почему всего восемь нарушителей?
— Алексеич, искали бухого всю ночь, — проблеял Палыч. — Одни прокуроры и судьи пьяными катаются. Ну, некого оформить! А пока сеяли транспорт, мелких нарушителей выявлять некогда было. Вот, попались с утра по скорости восемь человек, их и написали.
— Что ты мне костыли в галоши обуваешь? Чтобы ты или Кипятков бухого не поймали? Никогда не поверю! Вчера не оформили, сегодня… Это сколько ж вы продали, а?
— Ни одного, Алексеич, — Палыч виновато развел руками, — немастевая ночь.
— Что ты врешь? Если сейчас вам карманы вывернуть, вот весело будет!
Кривошапко промолчал, а Царь продолжил:
— Ладно, у Гращенко бухих нет. А ты попробуй восемь дорожек оформить. У тебя мозги закипят!
Гращенко понимающе и важно закивал головой.
— А вы? — царский взгляд уперся в Алмазова.
Тот, чувствуя себя спокойно, все равно вздрогнул.
— А мы оформили, — сказал он.
— И все? Одного за ночь и все?!
— Буйный попался, пришлось в райотдел сдавать.
— И что, пока ездили по городу, ни один пешеход дорогу не перебежал?
У Алмазова удивленно округлились глаза. Яреев хмыкнул задушенным смехом.
— Алексеич, какие пешеходы в три ночи? — удивился Алмазов.
— Хочешь сказать, нету их? Вранье! Я тоже по ночам езжу по городу. Вечно какие-нибудь пьяные хмыри под колеса вываливаются!
— Так когда же их ловить? Мы сначала у доктора были, потом в райотделе…
— Мне тебя учить надо? Какого черта, блин, вы вдвоем в райотделе делали? Онанизмом занимались? Привезли задержанного, закрыли в клетку и все! Один остался бумаги писать, а второй — вышел на улицу, и выявляй себе пешеходов пачками!
Неожиданно Палыч издал хрюкающий звук и, без разрешения выскочив из строя, скрылся за углом ротной канцелярии. Следом за ним, булькая горлом, унесся Кипятков.
— Куда?! — крикнул Царь.
Яреев услужливо сообщил:
— Наверное, сожрали что-нибудь несвежее. Обдристались!
Командир роты подумал немного и опять уставился на Алмазова, который никак не мог прийти в себя и, вытаращив глаза, усиленно моргал.
— Или я неправильно говорю? — продолжил Царь.
— Все правильно, Алексеич, — сказал Яреев, — виноваты. Будем исправляться.