Клейман с Яреевым по домам не поехали, так как до заступления на службу оставалось меньше двух часов. Они направились в управленческую столовую. Баркасов, который был подчиненным Хайретшина, с унылым видом поплелся с ними.
Яреев на ходу говорил:
— Юрик, не будь остолопом. Не обедай. Сейчас нажрешься, а потом кругов сто по спортзалу дашь. Вот кайфово тебе будет!
В тот же день Яреев и Клейман регулировали движение на своих перекрестках. С первой минуты смены и до ее окончания лил холодный ноябрьский дождь. Он моросил постоянно, периодически усиливаясь и стихая, не прекращаясь ни на минуту. Через полчаса после начала регулировки туфли Яреева промокли насквозь и стали при ходьбе издавать чавкающие звуки. Он бы и рад был надеть еще дома ботинки, но ноябрь в южном городе был теплым и приказа о переходе на зимнюю форму одежды еще не поступало. А самовольничать в таких вещах в строевом подразделении непозволительно. Можно нарваться на неприятности.
Яреев, морщась от холода, задавал себе вопрос: какой модельер смог придумать такие неудобные туфли? Тончайшая подошва, маленький низкий каблук и узкий дамский носок. Плюс — кожа неизвестного науке синтетического животного. Он пришел к выводу, что автор этого изобретения — пассивный гомосексуалист в хорошем смысле этого слова. А тот начальник, который поставил свою подпись под документом, внедрявшим это парнокопытное чудовище в состав обмундирования для милиции, является партнером модельера по сексуальному времяпровождению. Причем во всех известных смыслах.
Разобравшись с этим вопросом, инспектор понял, что легче от этого не стало. По пятницам движение всегда шло из рук вон плохо. Всякие большие и маленькие начальники вякали по рации, ездили мимо, и поэтому спрятаться в автомобиле было нельзя. Приходилось торчать на перекрестке и маслать жезлом. Через два часа промокла даже резинка от трусов. Яреев давно привык к неприятностям такого рода, но все равно чувствовал себя мерзко и гадостно. Как только поток транспорта уменьшился, и крупные руководители разъехались, он позвонил Клейману и сказал:
— Ты как хочешь. А я еду в магазин за водкой и — сдаваться.
Тот, промокший не менее, горячо поддержал идею. Поскольку дорожных происшествий случилось в этот день много и кабинеты для оформления были заняты, после поездки в магазин решено было наведаться в помещение командиров взводов.
Прибыв в подразделение и сдав пистолеты доброму Валере Чернодольскому, они поднялись в кабинет и обнаружили в нем Хайретшина с Заваловым. Последний приперся на работу, а оказалось, что Царь дал ему выходной и забыл об этом сообщить. Поэтому, увидав ввалившихся с пакетами в руках инспекторов, Андрей страшно обрадовался. Хайретшин же, находившйся в состоянии прострации, сидел за столом и играл в компьютерную стрелялку.
Клейман спросил:
— Темирзяныч, ты не возражаешь, если мы тут немного полечимся?
— Делайте, что хотите, — вяло ответил Авиатор.
Завалов полез в холодильник и из угла морозилки достал свою личную стеклянную рюмку. Она стояла там еще с лета и находилась в постоянно замороженном состоянии, в связи с чем Андрейка никогда не боялся теплой водки.
Он рассказывал:
— Блин! Дождь, холодно… Так не хотелось сегодня работать. Но боженька за меня побеспокоился!
— Ты Царя с богом не путай, а то у него совсем крышу от таких почестей снесет, — заметил Яреев, расставляя пластиковые стаканы. — Помоги вон лучше. Вцепился в свою рюмку и скачешь как вор в депутаты.
Когда выпили по третьей, Клейман подошел к Темирзяновичу и сказал:
— Запиши нам по пять нарушителей и регулировку.
Последний встрепенулся, скрутил кукиш и, сунув его к лицу Клеймана, заявил:
— Видал? Шиш вам всем навстречу! Вы думаете, Цапов сегодня только личный состав драл за приписки? Он нам целый час мозги выносил. Поэтому клади материалы на стол, а я запишу, сколько есть.
Теперь дулю изобразил Клейман. Он дал Авиатору полюбоваться на нее, и сообщил:
— Вот тебе нарушители! У нас ничего нет, кроме мокрых трусов и носков.
— Я вам так и запишу. Каждому — ноль.
— Пиши.
Хайретшин нарисовал в ведомости два жирных ноля и вышел на галерею покурить. Клейман тут же пририсовал по маленькому кружку к верхней части нолей.
— По восемь получилось, — довольным голосом констатировал он.
— Зря, — сказал Яреев, — надо был написать одно единственное слово — дождь.