– Найцес, – наконец проговорил Дитр, – ты молодец. Это очень хорошая работа.
Ралд снова молча кивнул. Единственная похвала, которую он мог воспринимать по-человечески, была похвалой за работу.
– Ну и что это все тебе дало, Парцес? – спросила Вица. – Это, конечно, захватывает, но мы все и так догадывались, что Ребус и до ожогов был душевнобольным ублюдком…
– Завтра, – отрезал Дитр. – На планерке. А ты кое-что хотела сказать всем. Так скажи же!
– Я?! – Эстра поднесла сложенные пальцы к груди, звякнув браслетами. – Ты скажи!
– Разве я тут глашатай? Ну ладно. Коллеги! – он хлопнул в ладоши. – Коллеги, послушайте, пожалуйста!
Люди оторвались от бумаг и бокалов и воззрились на старшего помощника шеф-следователя.
– То, что вы здесь увидели и прочитали, – продолжил Дитр, – не должно выйти за пределы этой комнаты.
– Но почему? – удивился Коггел.
– Ты сам сказал, что он серебряный стандарт, дурила, – начала закипать глашатай, – и нам еще не хватало…
– Нам не нужно положительного мнения о душевном уроде. Он чудовище, всегда таким был. Как он выглядел до ожогов – это не общественного ума дело, – спокойно объяснял Дитр.
Он говорил, а Эстра периодически прерывала его резкими и согласными замечаниями. Им не надо поклонников и подражателей. Им не надо культа. Он хочет вызывать страх – так пусть же лишь его и вызывает, со страхом полиция и репутационисты умеют бороться. С извращенным восхищением – никогда.
– Но им не будут восхищаться, он же столько всего… – возразил кто-то из полицейских.
– Будут, – отрезал Дитр. – Им только дай повод. А мы им его не дадим. И допивайте свое вино, планерка завтра в половине шестого.
– Издеваешься! – охнули коллеги.
– Вовсе нет. Чем раньше, тем лучше. Сейчас, – он посмотрел на хронометр, – десять сорок. – Если ляжем пораньше, выспимся и успеем больше – до прихода ублюдка.
– Он не придет завтра, – начали возражать ему.
– Придет.
– Он притащится ночью, – сказал местный полицейский. – Сколько его тут ни возникало – всегда ночью. Ребус – ночная тварь.
– Значит, до его нашествия точно успеем подготовиться, – тщательно проговорил Дитр, чувствуя, как его слова откуда-то из-за спины одушевляет своей убедительностью глашатай.
Он велел им собираться в служебные квартиры, а Эстра прицепилась к связистке и велела ей отправить хорька шеф-следователю и старшему глашатаю с уведомлением о ранней планерке.
– Тогда нужно два хорька…
– Нет, один, – тихо ответила Эстра. – Одно письмо на двоих.
Связистка понимающе осклабилась.
Служебная квартира в Гоге оказалась удобней, чем столичная, здесь даже была гостевая комната. В Гоге Дитру было где жить, но ехать в Енц к родственникам он не хотел, потому что свою семью он не любил и даже стеснялся, как всякий поднявшийся человек стесняется пьяниц. Он регулярно присылал им деньги, зная, куда они все уйдут, но сам никогда к ним не приезжал. Одиноким он себя не чувствовал, он любил свою работу и ладил с коллегами, и их Дитр считал своей семьей.
Сундук оставили в прихожей, он перетащил его в гостевую. На журнальном столике стоял графин, наполненный водой, а из него торчала на крепком зеленом стебле россыпь крупных голубых цветов с прямыми заостренными лепестками. Дитр не имел ничего против цветов, но именно эти ему отчего-то не нравились, и не оттого, что они заняли графин, предназначенный для питьевой воды. Сами бутоны не пахли, а вот стебли и зелень цветов источали горьковатый и холодный аромат, подходящий для щеголей и стареющих наперсниц, но было еще кое-что. Он закрыл глаза и задержал дыхание, чтобы в нос не проникало телесных запахов, и тут следователь наконец понял, почему цветы так его обеспокоили. Не успел он прийти в себя, как в дверь постучались.
– Как тебе квартира? – осведомился Ралд, оглядывая жилище через его плечо. – О, у тебя есть гостевая и… тебе тоже принесли цветок? Почему бы не поставить в вазу? Мне вот тоже поставили в высокий стакан, но ведь он же не для цветов…
– Цветы? – воскликнул женский голос. – И у меня стоит! Очень приятно, не ожидала от эцесов такого гостеприимства, думала, они не рады видеть здесь столичных…
Дитр, отстранив Ралда, вышел в длинный коридор казарм. Коллеги общались, обсуждая квартиры, кто-то жаловался, что мало места, а Эстра Вица стояла с цветком в руке, нервно хмурясь. Коггел и Виалла болтали по-гралейски.