Я вытянула ноги на мягких простынях. Пушистая ткань стеганого ватного одеяла была сжата в моей руке под подбородком. Я была внутри облака — роскошного, игристого облака, в которое было погружено мое тело на мягкой постели, мягче всего, что я когда-либо испытывала. Облако пахло Каллумом. Мылом, пряностями, теплом и безошибочным намеком на запах ребута.
Он отодвинул волосы с моего лба и коснулся губами кожи, заставляя горящую тропинку по всей коже спускаться к моей шее.
— Мы скоро должны выходить.
Его темные глаза встретились с моими, и я не видела смысла в том, чтобы пытаться спрятать свой страх.
Он уже увидел его. Его большой палец растирал огонь по моей щеке и его твердый взгляд говорил о том, что он не возражал против моего страха.
Я кивнула, но не сдвинулась с места. Я бы скорее осталась с ним в постели на всю ночь, на весь день, на всю неделю.
Забыть про дочь Лэба, забыть несуществующую резервацию, забыть все, кроме его рук и улыбки.
Но он дрожал. Его пальцы дернулись на моей коже, и он откатился в сторону, свесив ноги с края кровати. Он бросил быстрый взгляд на свои дрожащие руки, прежде чем потянуться к своей одежде.
Паника, вырвавшаяся из моей груди, от которой у меня перехватило дыхание, заставила меня прижаться лицом к кровати в страхе, что я закричу.
— Может быть, у меня есть для тебя рубашка поменьше, — сказал Каллум, спрыгнув с постели и пересекая комнату к своему шкафу. — Что-нибудь, что я носил в четыре года.
Я засмеялась напротив матраса, садясь и отбрасывая панику прочь с моего лица. Она сидела у меня в груди, настойчивая и насмехающаяся.
— По крайней мере, в семь лет, — возразила я. — Я не такая маленькая.
— Вот, — сказал он, бросая мне светло-синюю рубашку. — Она все еще будет тебе велика, но, может быть, ты сможешь завязать нижнюю часть.
Он покинул комнату, чтобы переодеться, и я натянула свои собственные штаны и его рубашку, доходящую мне до середины бедер. Я пыталась завязать узел с помощью дополнительного материала, но, в конце концов, сдалась и заправила ее внутрь своих штанов. Я взяла черный свитер, который он бросил на стул для меня, и улыбнулась, натягивая мягкую ткань через голову.
Каллум вернулся и положил электронную рамку и маленькую камеру в сумку, а так же несколько предметов одежды.
— Мы можем пойти и проверить не оставили ли мои родители еду, но я очень сомневаюсь в этом, — сказал он, закрывая сумку и перебрасывая ее за спину.
На кухне было пусто, за исключением нескольких оставленных, разбитых тарелок. Каллум пожал плечами и протянул мне руку.
— Готова?
Конечно нет.
— Готова, — сказала я, беря его за руку.
Я оглянулась в последний раз, когда мы направлялись по коридору в гостиную. Каллум, казалось, прилагал все усилия, чтобы не смотреть, удерживая свой взгляд на полу и открывая переднюю дверь для меня. Температура упала на несколько градусов с прошлой ночи, и вечерний воздух был промозглым. Даже Каллум вздрогнул.
— Одна остановка и мы пойдем дальше, — сказал он, указывая на соседний дом. — Мне нужно узнать, куда уехала моя семья.
— И что мы собираемся сделать? Постучаться и спросить?
— Ага, — сказал он, потянув меня к задней части дома.
Он постучал в окно, прежде чем я успела возразить.
Шторы раздвинулись, и оттуда выглянул человеческий мальчик не намного моложе нас, который издал вопль и закрыл их при виде нас.
— Эдуардо! — закричал Каллум. — Мне просто нужно узнать, куда пошли мои родители и Дэвид!
Эдуардо выглянул снова, вытаращив глаза и уперевшись лбом в стекло, разглядывая нас.
— Каллум?
— Да.
— Это плохо?
Вопрос мог означать многое, но Каллум кивнул.
— Да. Это плохо.
От дыхания Эдуардо запотело окно, когда он зажмурился от ужаса.
— Ты сбежал?
— Да. Ты не знаешь, куда ушла моя семья?
— По словам моей мамы в Тауер Апартментс.
— Спасибо, — сказал Каллум, отступая на шаг.
— Подожди, — сказал Эдуардо, толкнув окно. Каллум отступил еще на один шаг. — Какой твой номер?
— Двадцать два, — сказал он, протягивая запястье.
Эдуардо хмыкнул.
— О, прелестно.
Я засмеялась, и Каллум улыбнулся мне.
— Кто это? — спросил Эдуардо.
— Рэн. Сто семьдесят восемь. Не называй ее прелестной.
— Сто семьдесят восемь! — слишком громко воскликнул Эдуардо. — Ради всего святого!
— Спасибо, — сказал Каллум, подталкивая меня к себе и начиная отворачиваться.
— Подожди, подожди, — позвал Эдуардо. Мы снова повернулись к нему, и он нервно пожевал губу. — После твоей смерти моя мама спросила меня, чего бы я хотел, если бы заболел.
— И чего бы ты захотел? — повторил Каллум.
— Ну, знаешь. Если ей нужно будет убедиться.
Он показал пистолет двумя пальцами и поднес к виску.
Я слышала об этом. Никто никогда не спрашивал моего мнения по этому вопросу, и я осознала, что не знала, что сказать.
Я посмотрела на Каллума и увидела похожее выражение на его лице. Он вопросительно поднял брови, смотря на меня.
— Нет, — сказала я.
Эдуардо посмотрел на Каллума для подтверждения этого, и в течение одного долгого удара сердца я думала, что он может не согласиться.
— Нет, — сказал он, наконец. — Рискни стать ребутом.
— Ты говоришь так, потому что в твоем мозгу все уже перемешалось? — спросил Эдуардо.
— Может быть. — Каллум весело потряс головой и Эдуардо усмехнулся.
Я послала Каллуму недоуменный взгляд, когда он рассмеялся и отвернулся. Я никогда не была свидетелем такого дружеского обмена между человеком и ребутом.
— Ты не знаешь, где находится Тауер Апартментс? — спросил он, устроив руку на моих плечах.
— Наверное, я могла бы доставить нас на главную площадь.
Я повернулась и посмотрела на закрытое окно Эдуардо.
— Он был твоим другом?
— Да.
— Он не слишком-то испугался нас.
— Большинство детей больше боятся самого становления ребутом, чем настоящих ребутов.
— Думаю, в этом есть смысл.
Мы шли по задней части города в молчании. С каждым шагом мой страх возрастал, трущобы, с которыми я была знакома, начали принимать очертания в моей голове.
Когда мы подошли к стене, я остановилась и уставилась на нее. Кто-то нарисовал на ней красивую роспись играющих детей и бегущий людей на солнце. Мне хотелось задушить художника.
На этой стороне стены не было ни одного офицера. Кому захотелось бы проникнуть в трущобы?
— Рэн, — сказал Каллум, показывая рукой следовать за ним.
— Я боюсь. — Признание вырвалось из моих уст прежде, чем я смогла остановить его.
Он взглянул на стену.
— Возвращения?
— Да.
— Может быть, там лучше, чем ты помнишь.
Я выпрямилась в свой жалкий маленький рост и глубоко вдохнула. Было не похоже, что у меня был выбор. Я должна пойти.
— Позволь я первая проверю, — сказала я. Я поднялась наверх и выглянула. Я не увидела ничего, кроме травы, пока не посмотрела налево и заметила офицера, находящегося в нескольких футах от стены. — Все тихо, — прошептала я Каллуму.
Я спрыгнула на ноги с мягким стуком. Офицер повернулся, когда Каллум приземлился рядом со мной. Мы побежали, но за нами следовала лишь тишина. Офицер был либо мятежником, либо не мог и пальцем пошевелить, чтобы позаботиться о паре чокнутых детей, пробравшихся в трущобы из рико.
Это казалось мне знакомым. Центр трущоб в отдалении, медицинский центр, маячащий справа от меня и ряды лачуг слева.
Это было похоже на запах смерти. Чистый воздух рико исчез, оставив в памяти лишь аромат цветов и травы.
Было в этом что-то домашнее. Мы были в худшем районе трущоб, в той части, в которой я когда-то жила, и я крепко зажмурилась, увидев большое здание, полное маленьких квартир.
« Ты пытаешься убить нас? »
Моя нога зацепилась за что-то, и мое лицо ударилось в грязь. Я ахнула, выбрасывая образы моих родителей из головы.
— Рэн, — сказал Каллум, опустившись на колени рядом со мной.