– Вот только замаскировать надо точку получше и перекрыть ход сообщения, – обратился он к лейтенанту. – А так все в порядке. Как самочувствие, расчет? Нормальное? Ну, несите службу. Пошли дальше, товарищи... – И начальство двинулось мимо прокопченного блиндажа.
Отбой объявили через сутки. И снова начались учения. А в это же время – ребята знали – разворачивалось гигантское сражение за Москву, и весь состав Коммунистической дивизии, естественно, рвался в бой.
«...Предстоит встретиться с врагом, – записал Леня в дневнике. – Когда это будет? Сроки волнуют всех... Положение очень напряженное. Участились тревоги. По дивизионной газете можно судить, что наша дивизия уже вступила в соприкосновение с противником...»
Действительно, дивизия в те дни получила задание провести разведку боем в районах Солнечногорска, Наро-Фоминска, Истры, Волоколамска.
Восемнадцатого ноября одна из групп разведчиков изучала систему огня противника вблизи Солнечногорска. У деревни Литвиново разведчики разделились на группу прикрытия и ударный отряд.
– Встречаемся у Есиново. Если нас будут преследовать, постарайтесь отсечь их фланговым огнем, – сказал командир взвода, входящего в ударный отряд.
Забрезжил рассвет. Короткими перебежками, от дома к дому разведчики миновали окраину Солнечногорска.
Тишину нарушало только легкое похрустывание снега под ногами.
– Стой! – шепотом скомандовал командир взвода. – Отсюда уже можно засекать. Вон зенитная батарея.
– А слева, за домами, – еще одна!
– Жаль, что не видно площади... Придется продвинуться вперед. Фашисты сами нам такую возможность предоставляют: часовых нет. За мной!
Танки они заметили, не доходя площади.
– Еще ближе! – приказал командир. – Пойдете вдвоем: один – прямо, другой – справа...
Немецкий часовой обходил колонну танков. Он шел вдоль машин, махал руками, стучал ногой об ногу, греясь, – словом, чувствовал себя вне опасности. Но, когда вышел на открытое место, снял винтовку с плеча и внимательно оглядел площадь, вдруг заметил тень, мелькнувшую от дома к дому. Часовой вскинул винтовку, выстрелил. Но тут же второй разведчик, вынырнувший сбоку, свалил его ударом штыка.
– Назад! – крикнул командир. – Ложись!
Разведчики укрылись за домами и приготовились к схватке. Они ждали тревоги, бешеного огня, окружения... Но вокруг по-прежнему было тихо.
– Крепок, видать, зоревой сон у фашистов, – усмехнувшись, сказал командир. – Ну и слава богу.
Фашисты обнаружили отряд только по выходе из города. Застрочили пулеметы и автоматы, по шоссе к деревне Есиново помчались мотоциклисты, чтобы преградить разведчикам путь отхода. Но у обочины шоссе из заснеженных кустов по мотоциклистам стеганули очереди автоматов – это в бой вступила группа прикрытия.
Соединившись, разведчики отбили первый натиск преследователей. А затем резко свернули с шоссе и по западному берегу Клязьмы спустились к водохранилищу.
Двое разведчиков, прикрывавших отход у Есиново, погибли. Командир взвода был тяжело ранен. Но добытые такой ценой сведения о скоплении танков, о расположении вражеской артиллерии оказались очень нужными командованию.
Через пять дней, двадцать третьего ноября, на этом же направлении разведку боем произвели более крупные подразделения: два стрелковых батальона, усиленные двумя артиллерийскими батареями и противотанковым истребительным дивизионом.
На подступах к Солнечногорску при переходе железнодорожного полотна фашисты встретили разведчиков орудийным огнем.
– Батарея, к бою! Осколочными!.. – раздалась в ответ команда. Началась артиллерийская дуэль.
Фашисты стремились не только создать непроходимую огненную преграду, но и оттеснить разведку от города и уничтожить ее. Перешла в атаку вражеская пехота, которую поддерживали танки.
– Орудия – вперед, на прямую наводку! Бронебойными! – скомандовал командир батареи.
По щитам звонко били пули и осколки, то и дело ударялись комья мерзлой земли, вывернутые разрывами. Но артиллеристы продолжали вести огонь прямой наводкой по фашистским танкам.
У панорамы первого орудия упал на станину наводчик. Осколок снаряда исковеркал его каску. Убитого оттащили, и к прицелу стал командир орудия сержант Маланин. К тому времени он уже был ранен в грудь, но, пересиливая боль, продолжал бить но танкам прямой наводкой. Вот один танк дернулся и замер... Еще одно попадание – и снесена башня... У другого лопнула и разметалась по снегу гусеница...
Поблизости опять разорвался вражеский снаряд. Ничком упал заряжающий. Осколок сорвал кожу с виска Маланина. Сержант вытер кровь, заливавшую глаз, и снова приник к панораме, крича:
– Снаряд! Подносчик, давай снаряд!
Пока батарея отбивала атаку немецких танков, ударная группа двух батальонов ворвалась с севера в Солнечногорск и разгромила заранее засеченные зенитные батареи, облегчив тем самым действия нашей авиации.
На следующий день артиллерийский истребительный дивизион отразил натиск фашистских танков и мотопехоты. А второго декабря группа разведчиков вместе со взводом танков смелым рейдом захватила четыре населенных пункта. В их руках оказались три фашистских танка, тридцать пять автомашин с боеприпасами, двадцать пять мотоциклов, много оружия...
Вот как на деле выглядело то самое «соприкосновение с противником», о котором записал в дневнике Леня.
Конечно, к разведке боем допускались лишь самые опытные из числа бойцов и командиров Коммунистической дивизии. В разведывательные группы отбирались те, кому уже довелось повоевать с японскими интервентами, с белофиннами, или по крайней мере прошедшие срок службы в армии.
Но молодые пулеметчики, бывшие студенты, тоже рвались в бой. Как же так: идет битва за Москву, а их, москвичей-добровольцев, не допускают участвовать в ней? Почему преимущество за теми, кто уже имеет военный опыт? Разве этот опыт приобретается не в бою?
И однажды, почувствовав себя совсем обделенными, Леня, Борис, Женя, Сережа и их товарищи пришли к политруку роты – старому коммунисту Петрухину.
– Думаете, одни в бой рветесь? Вся дивизия стремится на передовую! – строго сказал им Петрухин. – Но раз нас держат на этом рубеже, значит, так нужно. Пора привыкать к дисциплине и перестать мальчишествовать... – И мягко, по-отечески добавил: – Как вас таких сразу в бой бросить? Пропадете ведь без толку!
– Как это без толку? – вскинулся Женька.
– Представь себе! Вы бы лучше вот о чем подумали: обстановка тяжелейшая, бои смертные на подступах к столице, каждый штык на счету, а нас – добровольческую дивизию – все-таки до поры тут выдерживают... Еще стрельбы, еще учения... в такое-то время! Стремятся получше подготовить вас к боям... О чем это говорит? О заботе. Цены такой заботе нет! И еще – не только о сегодняшнем дне там думают. Значит, есть твердая уверенность в том, что под Москвой фашистам от ворот поворот дадут. Подумайте-ка над всем этим и вы...
И опять потянулись будничные дни, туго, как обойма патронами, заполненные черновой работой. Поздно вечером третьего декабря Леня отметил в дневнике:
«Ночью – минус тридцать три, днем – минус двадцать шесть. Вовсю разыгралась русская зима. Теперь фашистам туго придется. Природа словно подыгрывает нам: так рано начались морозы...»
И, не удержавшись, приписал:
«Встретил Наташу и Машу. Они пришли стрелять в наши края. Вот я обрадовался, а то за три дня соскучился, признаться...»
Днем пулеметчики слышали гром боев, проходивших впереди. По ночам на горизонте полыхали зарева сражений. Мимо расположения дивизии безостановочно двигались вереницы войск, шла боевая техника.
Десятого декабря по полку разнеслась радостная весть: фашистские войска разгромлены под стенами столицы.
– Как будто гора с плеч! – ликовал Борис. – Теперь и жить, и воевать будет легче, раз Москва в безопасности!