– Явно! Зимне-весенний фасон сорок второго года... Снайперки ваши в порядке? Ну, ни пуха ни пера!
– К черту!
Ночь с девятнадцатого на двадцатое февраля полк в полной боевой готовности провел в лесу на подступах к большому селу Новая Русса.
Снова мучил трескучий мороз. Разводить большие костры было запрещено. Пулеметчики соорудили в глубине леса шалашик из веток, а внутри развели крохотный костерок. Туда по очереди и бегали греться.
Сунулся Леня в шалашик, скрючился у огня... Рукам и лицу жарко, а спину пронизывает ветром. И все равно глаза слипаются. Еще бы. Позади – более ста километров марша. Где-то впереди и справа уже слышалась стрельба. Значит, надо быть готовым к утреннему бою.
Подремал, помучился Леня с полчаса – и обратно, к пулемету. А на смену ему к костерку торопился Женя...
– Скорей бы уж утро! – Губы плохо его слушались.
На рассвете подошли кухни, бойцы согрелись горячим гороховым супом. И сразу же, занимая исходные рубежи, полк двинулся вперед, навстречу своему первому бою.
ПЕРВЫЕ БОИ, ПЕРВЫЕ ПОТЕРИ
– Перед нами Новая Русса – большое село на реке Пола, – быстро говорил комиссар Петрухин. – Около пяти месяцев занимают фашисты этот район. Создали вокруг укрепленный, эшелонированный в глубину рубеж. А Новая Русса как раз в центре узла их сопротивления, вот почему так необходимо ее взять. Вокруг – колючая проволока, минные поля... Для массированной артподготовки у нас не хватает артиллерии. Учтите, в этих условиях многое зависит от интенсивного и точного пулеметного огня. Ясно?
– У вас все, товарищ комиссар? – спросил комбат. – Тогда пулеметчики – к пулеметам! Батальон, слушай мою команду: рассредоточиться и повзводно – вперед!
За лесом уже грохотали разрывы, с визгом шлепались мины. Это вел бой первый батальон.
Вокруг была снежная целина: верхний слой – хрупкий, остекленевший от резкого ветра, а под ним – еще и еще снег во много накатов. Деревья увязли в нем по пояс! И наступать предстояло – по этой целине. Перед ним приходилось пробивать в снегу траншеи, по которым двигались следующие, таща санки с пулеметами. Короче – полдня потратил третий батальон на снеговой штурм.
Только было расположились на привал, как вдруг из-за деревьев вылетел лыжник в развевающемся белом халате. Это был тезка Жени, тот самый, что получил прозвище Наркомящик.
– Рассиживаться вздумали? А первый кровью истекает!
И снова пулеметчики, пробиваясь через лесную снежную целину, двинулись к намеченному рубежу.
На исходе дня они расположились на опушке. Впереди чернели постройки Новой Руссы, занятой врагом. Мирные бревенчатые избы стали опорными пунктами фашистов, из каждой стреляли их автоматы и пулеметы.
– Огонь! – скомандовал командир роты.
Мерно задрожали станкачи, прожевывая длинные ленты. У Лени они были снаряжены патронами с бронебойно-зажигательными трассирующими пулями. Четыре красных – одна зеленая... Четыре красных – одна зеленая...
Он бил короткими очередями по перебегающим вражеским автоматчикам, а потом перенес огонь на их пулеметное гнездо. И заорал от восторга, увидев, как огневая точка врага от первой же очереди задымилась, занялась багровыми языками пламени.
Фашисты старались обнаружить наших пулеметчиков: в воздухе повисли осветительные бомбы, выхватывая из сумерек слепящую белизну снега... Все ближе и ближе рвались мины, обсыпая бойцов мерзлой землей...
По цепи передали:
– Женя! Убит твой тезка...
И еще двоих студентов осколками побило... Рядом застонал раненый, отвалился в сторону, закрыв голову руками. На снегу расплылось темное пятно.
Леня кинулся к парню – помочь, машинально отметив про себя: «Вот они, первые потери... Совсем рядом! А меня почему не задело?» Перевязал. И снова – к пулемету.
Бой шел ночью, но окраины Новой Руссы были хорошо видны. Несколько изб – огневых точек врага – горело. Снег на подступах к селу почернел. Когда едва начало светать, в воздухе повисли фашистские бомбардировщики, завертели свою смертоносную карусель. Один из самолетов пошел в пике. Казалось, прямо на пулеметный расчет! Барабанные перепонки разрывал нарастающий рев.
Леня вдавился в снег лицом, крепко зажмурился. А в голове билось: «Промахнись! Промахнись, сволочь!»
В рев мотора вплелся вой падающей бомбы. Еще мгновение – впереди что-то грохнуло, и по спине больно замолотили мерзлые комки земли.
Через несколько секунд Леня радостно крикнул:
– Я знал, что он промажет! А ну, братва, вперед, прямо в воронку! Второй раз в то место уже не попадут. Тащите «максимку»!
Утро высветило припорошенную снегом церковную колоколенку, торчавшую из-за домов. С нее по атакующим красноармейцам били фашистские минометчики, а наблюдатели корректировали оттуда огонь артиллерии.
Командир роты махнул рукой, и пулеметчики короткими перебежками потащили «максим» еще дальше вперед через заснеженные завалы.
Леня подмял под себя куст, приложился к прицелу...
– Как? Достанешь? – спросил сзади запыхавшийся Женька.
– Нет. Надо еще ближе! Во-он, к крайней березе...
Перебежали туда. И снова – к прицелу.
– Теперь то, что надо! Ленту давай...
По колокольне ударили пулеметные очереди.
А в это время справа, через лес, на огневую позицию выдвигалась наша гаубичная батарея. Стремясь выйти на прямую наводку, артиллеристы тащили, толкали свои орудия, катили их между деревьями к опушке леса.
И вот она, великолепная позиция, мечта любого огневика! Фланг фашистских укреплений – как на ладони, есть все условия для беглого огня прямой наводкой!
– Прицел!.. Беглый!.. Первое!
Одна за другой грянули гаубицы, и снаряды ударили по огневым точкам, по фашистским блиндажам. А следующий залп пришелся точно по колокольне! Она осела и развалилась. Полетели в стороны кирпичи, обломки миномета, остатки его расчета и наблюдателей...
Поддержанные гаубичным огнем, в атаку пошли соседи справа. По глубокому снегу на открытой местности они намного продвинулись вперед и ворвались в небольшую деревушку Павлово, как бы прикрывавшую подступы к Новой Руссе. Завязался уличный бой...
Вскоре разведка донесла, что фашисты перебросили к Павлово часть сил из Новой Руссы: враг явно не хотел терять этот хорошо укрепленный пункт. А то, что у самой Новой Руссы атака русских захлебнулась, убедило их в изменении направления главного удара.
Эти сведения командир полка капитан Довнар получил в полдень двадцать второго февраля. А вскоре был доставлен приказ комдива: учитывая обстановку, опять перенести главный удар на окраину Новой Руссы. Не дать возможности врагу вторично сманеврировать резервами. Разъединить его силы.
И снова в атаку поднялся третий батальон.
Пулеметчики бежали что есть духу, стремясь не отставать от бойцов. Выскочив на фланг батальона, рота пулеметчиков открыла кинжальный огонь по объектам вражеской обороны. Еще бросок – и батальон ворвался на окраину Новой Руссы.
Развернув «максим», Леня открыл огонь вдоль улицы. Справа тоже трещали длинные очереди: это Борис бил по соседней улице. Тут было легче, чем в открытом поле, на подступах к селу. Перебежка – и можно укрыться, скажем, за сруб колодца...
– Сережка! Вода кипит! Залей новую!
И снова перебежка. Дышать тяжело, морозный воздух колет в груди, мокрая рубаха облепляет тело... Но останавливаться нельзя. Еще бросок – и из-за дома уже видны фашистские автоматчики. Группа их, пройдя дворами, контратаковала сбоку.
Леня, меняя ленту, краем глаза заметил, как передний фашист, здоровенный такой, упав на колено, скинул автомат.
Руки Лени на мгновение приостановили работу. Он невольно прищурился, но не смог заставить себя опустить голову за щиток пулемета, и вдруг он увидел, как из-за дома к фашисту бросился Борис, вцепился в автомат. Они боролись, вырывая друг у друга оружие. Лене хотелось стегнуть врага очередью, но он боялся задеть друга. Не стреляли и с немецкой стороны – видно, тоже боялись поразить своего.
Этот поединок закончился неожиданно.
Борис, резко дернув автомат вниз, вырвал его у врага и сразу же отскочил в сторону. Гитлеровец взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, но мгновенный выстрел уложил его наповал.