Пришел домой он рано, и мать еще не спала. Увидев сына, она только руками всплеснула:
— Опять вырядился? Прошлый раз пришел как нэпман, а сейчас босяком. Увидят соседи, со стыда умру. Иди-ка сюда, отец, посмотри на нашего сыночка. Ты эту рванину зачем нацепил? Хоть посмотрел ее как следует? Там, поди, вши кишат. Снимай все немедленно, узлом свяжи и у порога брось. — Мать не могла успокоиться. — Надо же, Пинкертон! В лохмотьях…
Дорохов-старший молча наблюдал, как сын снял старенький полушубок, неопределенного цвета свитер, а когда Саша, стягивая валенки, вытащил из-за голенища финку, прикрикнул на мать, чтобы та замолчала.
— В разведку, что ли?
— Вроде этого, батя!
— Наган не дали?
— Нет. Нельзя, говорят.
— Когда уйдешь?
— Завтра. Утром. В пять часов встану. — Саша улыбнулся матери: — А одежонка чистая, не волнуйся, у нас грязную не держат.
Утром Дорохов-старший разбудил сына:
— Вставай, уже пора. Иди, я там тебе яичницу с салом изжарил и чай вскипятил. В дорогу кусок сала и хлеб завернул. Заодно ножик твой по бруску потер и на ремне поправил. Сталь ничего. Можно бриться.
Саша был тронут отцовской заботой. Он хотел было рассказать отцу о своем задании, но раздумал. Конечно, тот никому не скажет, но зачем его зря волновать?
Провожая сына, Дорохов-старший спросил:
— Когда ждать-то?
— Не знаю. Если ничего не выйдет, вернусь скоро, если повезет, придется задержаться.
— Ну, как говорили в старину, путем тебе, дорогою.
— И тебе по той же, — откликнулся Саша, закрывая дверь.
На тракте он простоял недолго. Шофер новенького ЗИС-5 сам заметил Сашу и открыл дверцу, а когда узнал, что тот едет до самого прииска, даже обрадовался.
— Не люблю по дороге попутчиков менять. Если до конца — пожалуйста. Деньги за проезд не надо, но на месте поможешь разгрузиться. Идет?
Тронув машину, шофер сразу же запел песню про Чуйский тракт, про Марусю, которая ездила за рулем «форда», и про зеленый АМО, что прародитель ЗИСа.
— Понимаешь, привык в пути петь или разговаривать. Иначе заснешь. Дорога длинная, а я на ней почти все ухабы да колдобины знаю, вот и кидает в дремоту. Раньше на полуторке ездил. На той не вздремнешь: старая, того и гляди развалится, а сейчас не машина, а сказка. ЗИС-5 — король дорог. Представляешь, на базу прислали три штуки. Переполох поднялся. Кому давать? Собрание устроили. Одни говорят, нужно жребий тянуть, а потом решили передать ЗИСы ударникам.
Но на прииск приехали глухой ночью, по дороге встречались заносы, и Саша с шофером брались за лопаты. Они загнали машину на территорию продуктовых складов, под охрану сторожей, а сами пошли в дом приезжих немного вздремнуть. Утром закусили остатками домашних запасов и принялись за разгрузку. Перетаскали мешки с крупой, мукой и сахаром.
— Спасибо, что помог, — пожал Сашину руку шофер. — Если надумаешь возвращаться в Иркутск, ищи меня в приисковом управлении, я там буду груз получать. Может, обратно вместе и махнем.
— Не знаю, успею ли. Родню надо отыскать, пока то да се…
Прощаясь, Саша искренне пожалел, что не мог назвать свою настоящую фамилию и имя этому симпатичному шоферу.
У женщины, охранявшей склады, он расспросил, как отыскать чайную, и та, выйдя из сторожки, показала крышу длинного, похожего на барак дома, видневшегося в центре поселка.
— Ты, сынок, заходи с той, дальней стороны, — объясняла женщина, — где елка растет. С этой-то у них вход в кухню, а с той — в залу. Только зачем тебе чайная? Неужто водку с утра пьешь? Шел бы в приисковую столовую, там сытно кормят, да и подешевле. Правда, выпивохам она не по нутру, нет в столовке этой проклятущей водки.
— Спасибо, мамаша, а насчет водки, — замялся Саша, — не пью я. Совсем не пью.
Чайную он нашел на небольшом пригорке, под разлапистой огромной елью, в рубленом доме. На вывеске местный живописец изобразил огромный самовар, из трубы его, как из паровоза, поднимался толстый столб дыма. Рядом с самоваром — аляповатые чашки и огромный каравай. На пороге Саша задержался, словно собираясь с духом. В маленькой прихожей на стенке были прибиты вешалки. На двух деревянных колках уже висели полушубок и дошка из какого-то лохматого меха. Саша повесил полушубок, под медным рукомойником сполоснул руки, причесал свои вихры и направился к двери в зал, прикрытой портьерой. Откинув плотную ткань, почти столкнулся с огромным медведем, поднявшимся на дыбы. Саша понял, что это чучело, но все-таки от неожиданности отшатнулся. Медведь был как живой, одну лапу он протянул, словно для приветствия, а в другой держал фанерку с надписью: