Робкий стук в дверь оторвал мать от тяжких дум. Она открыла. На пороге стояли Анатолий, Степан и Андрей.
Боровик протянул Елизавете Васильевне сверток:
— Тут еда и бутылка. Женю помянуть надо.
Пока мать собирала на стол, разбудили Сашу. Сидели молча, совсем уже взрослые, погруженные в невеселые думы.
— Видели, ребята, на кладбище Лёсика? — прервал молчание Нефедов. — Иду, а он в сторонке, к старому памятнику прижался. Меня аж передернуло от злости, хотел было спросить, что ему-то надо, да он сам ко мне: «Положи, говорит, Чекулаеву, цветы, а то мне самому совестно».
— Совестно, говоришь? — переспросил Саша. — Я давно собирался проверить, где у этого Лёсика совесть, да все недосуг было…
На следующий день Саша позвонил Фомину и попросил разрешения явиться на работу попозже.
— Заболел? Тогда вообще не приходи. Отлежись дома, — заботливо посоветовал Михаил Николаевич.
— Здоров я, дядя Миша. Зайти тут в одно место надумал.
Секретарь городского комитета комсомола принял Сашу тепло, усадил на диван, сел рядом.
— Расскажи, Дорохов, как погиб Женя Чекулаев. Я читал вашу сводку, но там коротко: «погиб при исполнении служебных обязанностей». На похороны не попал, ребята наши ходили, а я не мог уйти с бюро обкома партии.
— Да, честно говоря, нелепо все как-то получилось. Сидели они в засаде — три старых сотрудника и Женя четвертый. Ждали, что в эту квартиру заявятся ворюги с вещами. По расчетам должны были они прийти ночью или под утро. К вечеру, когда еще светло было, Чекулаева оставили у входа: рано, мол, еще, можно и практиканту доверить. А тут и заявился этот самый бандюга. Женя ему: «Ваши документы», а тот вместо паспорта из кармана наган — и сразу в Чекулаева. Потом ранил другого сотрудника, Крючин его фамилия, а сам бежать. Его уже на улице пуля догнала.
— Как же так? Знал ведь Чекулаев, что преступники вооружены, почему первым не применил оружие?
— Как же применять? Пришел незнакомый человек, с виду приличный, по приметам не похож на тех, кого ждут. Нельзя же ему вот так сразу револьвер к носу.
— Вас что же, не учат там, как надо поступать в таких случаях?
— Почему не учат? Учат, только в жизни по-другому выходит… Не сразу все в толк возьмешь и не сразу ко всему привыкнешь, — медленно ответил Саша, припоминая встречу с рябым и красивую воровку. — Я к вам по другому делу, — объяснил Саша. — Пришел вчера на похороны комсомолец, не знаю его фамилию, мы его все Лёсиком звали. Его тогда вместе с нами направили в уголовный розыск, а он сбежал по дороге. Как же это так получается? Послали — не захотел. А на кладбище явился — нате, мол, смотрите. Вас убивают, а я живой, потому что плевал на комсомольскую мобилизацию.
— Зря ты так, Дорохов, — поднялся с дивана секретарь. — Лёсик — Жихарев его фамилия — тогда сразу же вернулся. Пришел ко мне и честно признался, что не способен работать в уголовном розыске. Говорит, пойдет куда угодно — на стройку, в колхоз, — не боится никакой работы, а в уголовном розыске будет бесполезен, чувствует, что не справиться ему. Не способен.
— А остальные-то что, родились сыщиками? — вспылил Саша. — Я что, думаете, способен? А Чекулаев был способен? Послали, вот и работаем.
— Секретарь вашей комсомольской организации говорит мне, что работаете вы хорошо. Вами довольны. Значит, в отношении вас не было ошибки. Ты дома-то у Чекулаева был? После того как погиб Женя?
— Не был. Родители его предупредили, чтобы мы пока не приходили. Не хотят они никого видеть.
— Жаль Женю, — вздохнул секретарь.
По дороге в управление Дорохов признался себе, что Лёсик поступил честно. Прямо сказал, что не подходит для оперативной работы. Было бы куда хуже, если бы выяснилось это позже. Хуже не только для него, но и для всех.
Несколько дней Саша был как в тумане. Все время перед глазами стоял Женя Чекулаев. Вспоминалась летняя практика в колхозе, тренировки. Женькина улыбка. Ясные умные глаза. Несколько раз Саша направлялся по привычке в кабинет Чекулаева и у самой двери останавливался, понимая, что Женьки нет. И тогда ему хотелось выть, кричать, драться, протестуя против этого «нет».