Фомин пытался отвлечь своего практиканта от мрачных дум, давая ему разные поручения, однако Саша выполнял их машинально, автоматически.
Дядя Миша рассказал Дорохову, что на прииск уехал Иван Иванович Попов, но и это не произвело на Сашу никакого впечатления. Оживился он только после того, как их всех четверых вызвал начальник уголовного розыска Михаил Миронович Чертов. Он молча осмотрел каждого, и Саша решил, что им, наверное, дадут какое-нибудь ответственное задание. Но начальник прошелся по кабинету, остановился возле Боровика, зачем-то пощупал его бицепсы и неожиданно сказал:
— Пора, ребята, спортивную работу поднимать. Организуем секции на добровольных началах, а занятия по самбо станем проводить в приказном порядке. Я договорился с ректором медицинского института, он выделит для нас в спортзале два вечера в шестидневку. Это ведь тут рядом. А как у вас со стрельбой? Я проверял, в тир вы ходите регулярно.
— Ходим, товарищ начальник, — ответил Нефедов. — Только понапрасну время тратим. Патронов-то дают всего ничего: три пробных и пять зачетных.
— Настреляетесь еще… Патроны мы выписали, и стрелковая подготовка будет проводиться три раза в шестидневку, с восьми и до половины десятого утра, тоже в обязательном порядке.
На следующий день Боровик чуть ли не насильно вытащил Сашу в спортзал мединститута. Бинтуя руки и шнуруя боксерские перчатки, Саша опять почувствовал, как тоска железным кольцом сжала грудь. Пропало желание тренироваться, не стало постоянного партнера… Еще немного, и он тут же у всех на глазах расплачется. Усилием воли взял себя в руки, поработал на мешке, на груше, провел с Боровиком дружеский бой на ударах вполсилы. И уже стоя под душем, постепенно убавляя горячую воду, впервые за всю долгую неделю Саша почувствовал облегчение. В этот день рано улегся спать и попросил мать утром его не будить, так как решил в предстоящий выходной хорошенько отоспаться. Спал он и впрямь как сурок и, наверное, не проснулся бы даже к обеду, если бы мать его не разбудила.
— Вставай. Там к тебе твой начальник пришел.
— Какой начальник?
— Это я, Фомин. Одевайся быстро.
— Что случилось? — уже выходя, с тревогой спросил Саша. Ему подумалось, что кого-то еще постигла Женина участь.
— Никитский сбежал. Едем.
СЮРПРИЗ
— Вот тут они сказали: «Сидите». — Молоденький остроносый милиционер кивнул в сторону высокой худой женщины в белом халате и такой же шапочке. — Мы его сюда принесли, а сестрица его раздела и одежу вон туда повесила.
Дорохов и Фомин увидели на вешалке шикарное пальто и шапку Международного.
Милиционер не мог удержать волнения и торопливо говорил, оправдываясь и чуть не плача.
— Его, значит, в операционную, а нас не пустили. Мы сидим, ждем, а они выходят, — снова кивнул на докторшу, — и говорят: «Ничего страшного, одни царапины. Немного полежит и сам к вам выйдет». Посидели, подождали. Заглянул мой старшой в операционную, а там пусто, нет никого. Мы туда, мы сюда, всю больницу обшарили, а старик этот чертов пропал. Старшой побежал докладывать, а я тут вас дожидаюсь.
Милиционер снова беспомощно опустился на белую табуретку. А докторша, видать хирург, закурила папиросу, не дожидаясь вопросов, стала объяснять.
— У него вся грудь и верхняя часть живота были в царапинах. Поврежден только эпидермис — верхний слой кожи, но крови вышло много.
— Вся камера в крови, и нас перемазал, — снова заговорил милиционер.
— Царапины все обработала, забинтовала. «Зачем же вы резались?» — спрашиваю. «В больницу захотелось». — «Так вас же здесь все равно не оставят», — говорю. «Хорошо, хоть прогулялся, надоело в одиночке томиться». — «Одевайтесь», — говорю, а сама вышла. В операционной висел халат Федора Федоровича — главного хирурга, так этот ваш тип его надел и вышел в другую дверь. По выходным дням у нас в больнице посетителей много, внизу в гардеробе раздеваются сами. Этот ваш преступник выбрал себе романовскую шубу, шапку и ушел.
— Когда это было? — спросил Фомин, сосредоточенно слушавший милиционера и врача.
— Сюда привезли мы его в одиннадцатом часу, — с готовностью ответил милиционер.
— Минут двадцать или с полчаса я обрабатывала ему раны, наверное, около одиннадцати закончила.
Фомин взглянул на часы, была половина второго. Шел третий час, как Никитский сбежал. Не было никакого смысла бросаться в погоню по горячим следам.