— Косачей да и другой дичины у нас тут навалом, — похвастал Тимофей Спиридонович. — Вон туда пониже да полевее ток есть. В прошлом году видел петухов там побольше сотни. Драку подняли, как на базаре. Недалеко от заимки знаю глухариный ток. Если есть охота, утром сбегаем. Там глухаря — как ворон. Ягодники здесь богатые, а в луговинах тоже корма хватает. А бить их — кто тут бьет? Юшка? Дак он вместо глухаря лучше козлуху или гурана завалит. Ближе ходить и мяса больше.
На берегу речки, на небольшой, в полтора-два гектара, ровной площадке расположилась летняя ферма с просторным скотным двором, телятником и двумя жилыми бараками. Еще издали Дорохов и Хлынов заметили колхозников, поправлявших крышу и менявших столбы в изгороди.
— Здесь работают шесть человек, — объяснил Хлынов. — Пять мужиков да Степанида, Юшкина жена, за повариху. Едва на заимке заметили верховых, как один из колхозников бросил работу и направился в барак.
— Вон тот, что ушел, и есть Юшка.
Подъехав к людям, Хлынов чинно, не торопясь, слез с лошади, с каждым поздоровался за руку. Саша тоже поздоровался и вместе с Хлыновым направился в барак. Сразу с крыльца оба оказались в кухне. За длинным столом возле большого закопченного чайника сидели Слепневы, попивали из эмалированных кружек чаи и мирно разговаривали о чем-то своем. Юшка, невысокий, чернявый, юркий мужичонка с гладко бритым нагловатым лицом, сразу же заговорил, ухмыляясь, поглядывая на жену:
— Здорово, Тимоха. Соскучал там за мной в Хараузе, прискакал проведать? Садись чай пить. А это кого же за собой приволок, никак, охотник или тоже ваш, милицейский?
Женщина не шевельнулась. Как сидела, подпирая щеку левой рукой, посматривая то на мужа, то на нежданных гостей, так и осталась. На вид была постарше Юшки, но лицо сохранило свежесть и казалось довольно приятным.
— Что сидишь как неживая? Наливай людям чай, варениной попотчуй, проголодались, поди, с дороги.
— Благодарствуем. Чаевали под крутым отвалом. Познакомиться вот с тобой хочет наш начальник уголовного розыска, затем и приехали.
— Сам начальник? Так ведь он же еще пацан! — рассмеялся Слепнев. — Или у вас кого постарше на это место не нашлось? Ладно, побеседуем. Выйди, Степанида, на двор.
— Отчего же, пусть сидит, — спокойно сказал Дорохов. — Я действительно хотел с вами поговорить. Удивляюсь вот, вроде вы намного старше меня, человек, как говорится, в возрасте, а терпите, что все вас Юшкой зовут.
Степанида взглянула на мужа и на Дорохова и с явным интересом стала ждать, как повернется разговор.
— Меня хоть как назови, только выпить поднеси, — отшутился Слепнев.
— Ну так я вам сам объясню. Не уважают вас, Слепнев, люди. Председатель колхоза говорит, что вы плохо работаете. Соседи не дружат с вами потому, что вы к ним без почтения. Друзей, приятелей у вас нет.
— Ты, начальник, брось эту канитель разводить. Я ее в разных местах слышал. Раз приехал разговаривать, по делу говори.
— Я и говорю по делу, — спокойно продолжал Саша. — Вот никак не пойму: что, вас медом в исправительном лагере кормили, что вы туда снова проситесь?
— Зря, начальник, тот срок мой вспоминаешь. Мне суд пятерку определил, а я их за три года отбыл. Потому что вкалывал как лошадь. День за два считали, вот и выпустили досрочно.
— Вот видите, — обратился Саша к Степаниде. — За проволокой, да под охраной, ваш муж работал хорошо. Можно сказать, отлично, а здесь, в колхозе, за прошлый год у него всего семьдесят трудодней. Если считать в среднем, то всего один день за шестидневку получится. В лагере бы так работал, по такой арифметике только б через тридцать лет освободился.
— Нет такого закона, чтобы сверх срока держали.
— Ну хорошо, это я так, к слову. А сейчас о другом. Вот вы, Слепнев, сказали нашему инспектору, что по чужим кладовкам да по сараям лазить перестали.
— Что верно, то верно. Как пришел домой, еще и слуха не было, чтобы где что у людей нашкодил, — подтвердил Хлынов.
— И никто не скажет, не обижаю я людей, а если и выпью, дак за свои или за Степахины.
— Людей вы не обижаете, так это со страха. Чего доброго, заявят, а еще хуже — поймают да самосуд устроят. Поэтому вы и решили грабить тайгу. Но браконьерством заниматься не дадим. Не позволим выбивать под корень зверя и птицу. Считайте, что я вас предупредил. Будете продолжать безобразничать — арестуем. И еще — сдайте винтовки. Принесите добровольно.