— Это зачем еще?! — командирским голосом спросил альпинист.
— Не успеем по радио объявить. Мы совсем незнакомого человека встречаем и, если не объявить, так и не найдем…
— Вот всегда у нас так, — сказал альпинист. — Ничего заранее не подготовим, и получается бедлам. Обязательно ищем приключений на свою шею.
Шофер, обгоняя очередной самосвал, с охотой поддержал его:
— Заранее приготовиться — милое дело.
— Меня вот горы научили. — Альпинист, оберегая букет, держал его перед собой, как свечку. — Там, знаете, спустя рукава не походишь!
— Это точно.
— Там, знаете, разок проморгал — и костей не соберешь!
— И много бывали в горах?
— Достаточно. Опыт имею.
— Это хорошо, — сказал шофер. — Это полезно. Горы действительно учат. Вот, помнится, работал я на одной трассе. Есть такая веселая трасса — от Хорога до города Ош. И вот лезут туда туристы. Ищут, как вы правильно выразились, приключений на свою шею. В горы идут жизнерадостно. Песни поют. Веревки через плечо. Палки несут такие, с наконечниками…
— Это альпенштоки. Специальное снаряжение.
— Вот, вот. А обратно сползают без песен. Кто хромает, кто за поясницу схватился. Зеленые, как марсиане. Хлопот они нам доставляют — ну, хуже саранчи. Людям работать надо, а вместо этого — спасай туристов. — Альпинист пошуршал целлофаном.
— Бывает. Не перевелись, знаете, легкомысленные типы.
— Вот, вот. Мы уже заранее определяли, кого спасать будем. Если на спине горы нарисованы — так и знай, потащим с первого же перевала.
Альпинист плотней привалился к дерматиновому сиденью. Покатал желваки на скулах. Скулы у него были мужественные.
— Ну, это еще не показатель!
— Конечно, — с теплотой в голосе подтвердил шофер. — Это детали. А в целом вы совершенно правы. Горы — они учат… И если уж горы ничему не научили, можно на человека рукой махнуть.
Альпинист больше не высказывался. Сидел прямой, неприступный, и новенькая его штормовка, еще необмятая, топорщилась жестяными складками.
Такси наконец вырвалось за кольцевую дорогу; автомобильная толчея осталась позади; все быстрей замелькали, сливаясь в текучую желтую полосу, березовые рощицы за окном.
А у горизонта, над сизой гребеночкой леса, было видно, как взлетают и заходят на посадку самолеты. Еле заметное пятнышко, двигавшееся в блеклом небе, вдруг слепяще вспыхивало, подобно зеркальцу, пускающему солнечный зайчик. Это солнце отражалось в плоскостях самолета, когда он делал разворот.
Шофер постучал пальцем по циферблату часов, оглянулся:
— Пожалуй, не удастся по радио объявить. Если сядет без опоздания, только-только подоспеем…
Вера ахнула:
— Что вы!.. Все пропало тогда! Все пропало!
— Сережа, прочисти горло, — посоветовал Павлик. — Ты собирался кричать у самолета.
— Перестаньте вы! Думайте, что предпринять!
— Он количеством шуток славится, — сказал Сережка. — А не качеством.
— Я спрашиваю, что делать теперь?!
Павлик протер окно, полюбовался стремительно летящим пейзажем, затем промолвил:
— Конечно, я бы мог выручить…
— Чего ж ты тянешь?! Выкладывай!!
— Но это в последний раз. Где справедливость, люди? Все, например, слышали разговор о разрисованных спинах…
Впереди хрустнул целлофан. Затылок у альпиниста напрягся и побагровел. Но альпинист все-таки имел выдержку, не оглянулся.
— Все слышали, — продолжал Павлик, — а мозгами никто не пошевелил. Один я отдувайся.
— Павлик, рискуешь! — предупредила Вера.
— Короче говоря, нужна баночка с краской. И предмет вроде бумажного листа или картонки…
Шофер снова подмигнул в зеркальце:
— Это мы найдем! Мозги у тебя варят!..
— А кто оценит? — вздохнув, сказал Павлик. — Сам себя не похвалишь — так и умрешь без доброго слова.
6
По стеклянной галерее, ведущей от аэродромного поля, шли пассажиры. Несли привядшие букеты роз, пухлые незастегивающиеся сумки, дырчатые фанерные ящики, пахнувшие яблоками. Но больше всего с этим южным рейсом прилетело дынь. Продолговатые, как дирижабли, пятнисто-золотые, дыни тяжко покачивались в авоськах, ехали на плечах, а то и в объятиях пассажиров двести сорок второго рейса.
А у выхода из галереи стояли Вера, Сережка и Павлик. Сережка выставил перед собою картонку, извлеченную, вероятно, из багажника «волги», — картонка была в царапинах и мазутных пятнах.
Свежими белилами на ней было начертано:
МЫ ОТ ОЗЕРОВА