— Что здесь происходит?! — Учительница физики встала на пороге, защищаясь классным журналом.
— Кино тут показывали… — переливчатым голоском сообщила Лисапета Вторая.
Затерли шваброй паркет, подвинули на место учительский стол. Начался урок.
Закономерно, что Сережку попросили к доске. Учительница видела его в эффектной схватке и теперь пожелала узнать, одержит ли он победу на ином поприще, более скромном.
Пока Сережка скорбел у доски, раскрасневшаяся от возбуждения Лисапета Вторая нацарапала на промокашке «ВОТ УЖАС!» — и показала Вере, сидящей рядом.
А Вера сейчас больше волновалась за Сережку, чем за драчливого Жеку. Сережка мог схлопотать двойку в четверти.
Лисапета Вторая нацарапала еще крупней «ЖЕКУ ТЕПЕРЬ ЗАСМЕЮТ!».
В этом сообщении уже заключался какой-то смысл. Вера незаметно обернулась к Жеке.
Тот сидел сгорбясь — локти в парту, кулаки под закаменевшим подбородком, — взглядом упирался в одну точку. От всех отгорожен, замкнут, защелкнут на замок… Просто — дикарь, снежный человек, да и только.
3
После уроков Жека направился к ближней станции метро.
Толпа внесла его в вестибюль; справа там были кассы и разменные автоматы, а левая стена напоминала выставку. Клейкой лентой там были пришлепнуты портреты киноартистов — те самые, из-за которых была драка в классе.
Под цветными портретами расположился складной столик, на нем — прозрачная пластмассовая вертушка. Взлетая и опадая, перемешивались в ней билетики.
На толпу все это действовало интригующе.
— Это че ж за ярмарка? Спроси, гражданин, спроси!..
— Актеров разыгрывают. Вон, на стенке.
— Господи, добра-пирога! Я думала — торгуют чем! Во дожил народ: на все бросается!
— А купить нельзя? Простите, говорю: купить нельзя? Без рулетки? По-человечески?
Простуженная и охрипшая продавщица, отворачиваясь от сквозняка, монотонно выкрикивала:
— Только разыгрываются!.. Только разыгрываются!.. Комплекты в продажу не поступают!.. Специальный выпуск!..
Жека ввинтился в толпу, вынырнул у стола, протянул продавщице мелочь. Он приступал к игре без предисловий и колебаний. Замелькала гранями вертушка, затанцевали билетики. Остановились.
Жека запустил внутрь пальцы, вынул билетик, надорвал. По внутренней стороне, по нежной сеточке узора, шла красная надпись: «БИЛЕТ БЕЗ ВЫИГРЫША».
Жека скомкал его, отправил в урну. Железная урна специально тут была поставлена — для неудачников. Ее размеры наводили на мысль, что жизнь не состоит из сплошных подарков судьбы…
Вытряхнув из карманов оставшуюся мелочь, Жека пересчитал ее и вновь подал продавщице.
— Не везет? — кашляя, спросила она. — Но ты же вчера выиграл? Я помню, ты выиграл!
— Ну и чего?
— Подряд счастье… кха-кха… не выпадает.
Она держала медяшки и ждала, что Жека раздумает. Славная тетка. На такой собачьей должности находится, а сердце доброе.
— Мне надо выиграть, — сказал он.
— Зачем тебе второй-то комплект?
— Вчерашний пропал. Из-за несчастного случая.
Затанцевали, запорхали билетики. Они были надежно замаскированы — абсолютно не отличались друг от дружки. Но Жека уцепился взглядом за один — показавшийся счастливым — и не отпускал его. Шутка ли: последние копейки поставлены на карту.
Он вынул билет, надорвал. Красным по сеточке: «БИЛЕТ БЕЗ ВЫИГРЫША»… Подряд счастье не выпадает, это верно.
Жека выбросил билет в почти заполненную урну и стал пробиваться — встречь людского потока — обратно на улицу. Настроение у него было — хоть вешайся.
Завтра-послезавтра лотерея кончится, и таких портретов нигде не достанешь. Все.
Перейдя площадь, он вошел в сквер, казавшийся замусоренным от осенней листвы. Ветер был холодный, листья мокрые. В середине сквера еще фукал, еще трудился фонтан. Газированная струя взлетала вверх и разворачивалась, как прозрачные пальмовые ветви. Ледяные брызги подскакивали на бортах гранитной чаши.
У сквера остановился длинный автобус, из него повалили туристы, на ходу расстегивая чехлы фотоаппаратов. Очень деловито туристы снялись на фоне струй: брызги сыпались им на головы, но туристы терпели. Потом кто-то бросил в фонтан монетку, исполняя традиционный обряд, и все живенько побежали к автобусу.
А Жека замер в охотничьей стойке. Глядел в фонтанную чашу.
Вода там кипела, белея пузырями; мутно пестрели на дне утонувшие листья, конфетные бумажки. Но кое-где грязное дно посверкивало — ясненько так, серебряно…