— Да передачу, господи! На самом-то интересном, на самом главном месте и оборвали!
— Наплевать на передачу, наплевать на нее… — механически проговорил Кирилл Осипович, спрыгнул с дивана и боком побежал к столу.
Жека увидел, что лицо у Кирилла Осиповича как-то болезненно скривилось. И наморщенная бровь дергается. Раскидав ворох бумаг, наваленных на столе, Кирилл Осипович выхватил какой-то журнал и, сминая страницы, начал его перелистывать.
— То же самое! — сказал он, выпрямился и затих. Отсветы пляшущих девиц скользили, мелькали по его лицу.
Марковна почувствовала что-то неладное.
— Вы чего, Кирилл Осипович? Нехорошо вам?..
— Это бессмысленно! — сказал он. — Я отказываюсь понимать!!
— Да что с вами?!.
Он медленно поднял ветхую книжку:
— Вот Левушкин учебник. Пятнадцатилетней давности. И вот здесь, на полях… Я случайно наткнулся и подумал: схожу с ума… Здесь конструкция этой машины! Которая в телевизоре была!..
— Ну? — не поняла Марковна. — И чего?
— Я не поверил! Но вот же: чернила выцветшие… И почерк тот самый, мальчишеский… Расчеты сделаны пятнадцать лет назад!
В коридоре раздались телефонные переливы. Они показались особенно резкими в этой тишине. Но никто не пошевелился. Марковна все так же испуганно смотрела на Кирилла Осиповича и все так же не понимала, что происходит.
— Междугородная… — почему-то шепотом сказала она. — Подойдете?
— Выбросьте телефон в окно!!
— Господи!.. Конец света, что ли?!
Кирилл Осипович бессознательно поглаживал учебник, подравнивал его страницы, страдальчески щурясь от световой метели, испускаемой телевизором.
— Это же бессмыслица! Выходит, он изобрел эту машину еще в институте?! Когда был студентом?!
— Ну и чего? — спросила Марковна.
— Но это же… нелепость! У меня в голове не укладывается! Он изобрел и почему-то скрыл ее, спрятал! Что это значит?!
— А вы сами-то не путаете?
— Вот же, вот расчеты! Вся ее схема! Я думал, это новинка! А он давно все выдумал!
— Сам же выдумал. Не украл.
— Но получается бессмыслица! Зачем он прятал? И зачем строил вон те модели, первые? Которые хуже?!
— Значит, надобно было, — торопливо сказала Марковна и неестественно улыбнулась. — Фу, а я уж обмерла… Подумала — стряслось чего. Ну вас…
— Но притворялся-то он зачем? Он же притворялся, что это — новинка! Результат многолетней работы!..
— Господи, да, может, и не притворялся! Может, забыл, как и вы забываете! Сперва-то выдумал, а потом взял да и забыл совсем, а теперь опять выдумал!
Кирилл Осипович вздернул голову, как конь:
— Я могу забыть про библиотечную книгу! Но все, что касается работы, я забыть не могу! Даже если захочу! Существует понятие: профессиональная память. Левушка все пятнадцать лет помнил об этой машине! Во сне и то помнил! Но зачем-то притворялся и обманывал всех! Зачем, я спрашиваю?
— Вот придет к ужину и объяснит. Чего расстраиваться-то?
— Опомнитесь, Марковна, тут караул надо кричать! Если это правда… это же страшно.
Кирилл Осипович стоял и машинально отмахивался рукой, отгоняя надоедливые световые пятна. Потом он все-таки догадался об их природе — рывком выключил телевизор.
— Чего… страшного-то? — спросила Марковна.
В коридоре опять взвилась телефонная трель — истошная, непрерывная. И опять никто не двинулся с места.
— Есть только одно объяснение, — сказал Кирилл Осипович. — Других нету.
— Почему это?..
— Если бы он не скрывал, не притворялся, нашлись бы другие, я знаю… Мало ли что мешает работе… Я-то уж знаю. Но он притворялся! Даже передо мной! Перед отцом! И этому есть только одно объяснение… — Кирилл Осипович обернулся к Жеке. — Иди сюда, мальчик.
Жека поднялся с дивана. Ему неловко было при этом разговоре, он сидел затаясь. Он тоже не понимал всего случившегося до конца, но чувствовал, что надвигается скандал. А ему скандалы уже надоели. Лучше бы Кирилл Осипович не впутывал его. Никакой пользы от расспросов не будет.
Но Кирилл Осипович вдруг спросил совершенно о другом:
— Ты спортом занимаешься?
— Так, немного.
— Предположим, ты прыгаешь в высоту. Можешь прыгнуть на два метра, а рекорд — полтора.
— Рекорд выше, — неохотно сказал Жека.
— Наплевать! Ты можешь прыгнуть на два, а рекорд — полтора. Что ты сделаешь, мальчик?
— Ну, и прыгну.
— На сколько?
— На два.
— Зачем? — резко спросил Кирилл Осипович.
— Побью рекорд.
— Но если ты прыгнешь чуть выше полутора, тоже побьешь!