Через неделю Игната Дмитриевича снова для каких-то слесарных работ пригласили на дачу, затем еще раз. И обязательно он встречал там Катеньку. Дело дошло до того, что Игнат Дмитриевич стал в воскресенье с утра уходить к даче и, спрятавшись в густом ельнике, наблюдал за Катенькой, если она показывалась в раскрытом окне или спускалась в сад.
Наступила осень, пошли дожди, и семья хозяина уехала. Игнат Дмитриевич загрустил, осунулся. Но тут неожиданно его вызвали в заводскую контору и приказали немедленно отправляться в город, — так, дескать, распорядился Семен Потапович.
— И не знал я, — вспоминал Игнат Дмитриевич, — радоваться мне или нет. С одной стороны, не хотелось шибко близко к хозяину быть, не рабочее это дело-то — холуйствовать, получать целковые за всякие услуги, а с другой стороны… мечтал Катеньку опять увидеть. И ведь увидел! Санников, думаете, для чего меня потребовал? Сцену для домашнего театра оборудовать.
— Как сцену? — удивился Юрий Михеевич.
— А вот слушайте… Сам-то Семен Потапович Санников, хотя и владел огромными заводами, образования, по сути дела, никакого не имел, но детей своих мечтал видеть учеными. Понимал, что приходят времена, когда только глоткой не возьмешь. Сыновья его и дочери учились в гимназиях, а старшая, Катенька, уже закончила весь гимназический курс премудростей и считалась в городе одной из самых завидных и богатых невест…
И дальше мы узнали, что Катенька очень увлеклась спектаклями и что к рождеству и к пасхе в особняке Санниковых местные любители из зажиточных семейств играли какую-нибудь пьесу. Сама Катенька всегда выступала в главных ролях. И по ее просьбе Семен Потапович решил устроить в большом зале своих хором такую сцену, какой в те времена даже и в губернском городе не было. Не откуда-нибудь, а из Парижа выписали особые фонарики, шарниры, крюки, подъемные механизмы и установку всего этого поручили Игнату Дмитриевичу. Тут-то ему и пришлось познакомиться с Катенькой поближе. Она объясняла Игнату Дмитриевичу, для чего нужна на сцене или под сценой та или иная деталь, как ее лучше укрепить.
И вот однажды ночью на кухне, где Игнат Дмитриевич спал за печкой, пришел на цыпочках Санников, поднял его с лежанки, приказал одеться, забрать инструменты и следовать за ним. Полусонный Игнат Дмитриевич молча плелся в темноте за хозяином и гадал, для какой такой цели он срочно понадобился.
Наконец они пришли в зал. Здесь Санников зажег свечку и заставил Игната Дмитриевича поцеловать нательный крестик и побожиться, что ни в коем случае никогда и никому не проговорится о работе, какую ему сейчас придется выполнить.
Парень по наивности думал, что предстоит заниматься каким-то особым трудным мастерством, но пришлось выполнять знакомое дело. Под сценой у Санникова находился известный, по-видимому, только ему одному тайник, ключ от которого при загадочных обстоятельствах, вернее всего, при таких же, как и летом, потерялся.
Приподняв крышку суфлерской будки, Игнат Дмитриевич вместе с хозяином спустился вниз. В руках у Семена Потаповича мигала свеча, но даже и с освещением Игнат Дмитриевич без Санникова не нашел бы тайник. Очевидно, владелец заводов любил прятать важные бумаги и деньги подальше от людских глаз.
Когда Игнат Дмитриевич открыл тайник, а потом врезал новый замок, Санников снова заставил парня побожиться и только после этого отпустил его спать, не позабыв, однако, как и на даче, наградить целковым.
Клятвы, откровенно говоря, хозяин с Игната Дмитриевича мог и не брать: молодого слесаря тайник совершенно не интересовал, ибо мысли его в те дни были заняты лишь Катенькой. Правда, Игнат Дмитриевич понимал, что он ей не ровня, и надежд на взаимность даже не возлагал.
Но скоро его со скандалом изгнали из санниковского особняка. Произошло это так.
В субботу он случайно увидел в раскрытую дверь одной из комнат, как Катенька била по щекам девчонку-горничную.
— Катерина Семеновна! — испуганно закричал Игнат Дмитриевич. — Разве так можно?!
— Хам! Мужик! — услышал слесарь в ответ. — Тебя еще здесь не хватало!
На шум прибежал сам Семен Потапович, и через несколько минут Игнат Дмитриевич, забрав свой узелок, шагал в сторону Северного завода.
— Вот как я в кавалерах-то пытался ходить! — иронически усмехнулся Игнат Дмитриевич, закругляя рассказ. — Бывали времена!
Тереха удивленно посмотрел на брата: видимо, эту историю он услышал впервые. Юрий Михеевич, покачиваясь на стуле, что-то соображал. Глеб задумался.