На другой день капитан Кохманский пригласил Типку прогуляться по Царскому Селу. Тщательно, до синевы выбритый, подтянутый, на этот раз не в шинели, а в щегольской суконной бекеше на черно-буром меху. Кохманский смахивал на министра Временного правительства, которого Царь видел на Марсовом поле во время похорон жертв революции. У ворот парка стояла охрана. На винтовках у солдат выделялись красные бантики.
«Наши», — радостно думал Царь, испытывая огромное желание остаться с солдатами.
За высокой чугунной оградой расстилался обширный, густой парк с огромными столетними деревьями. Зеленые могучие ели, сосны, пихты чередовались с оголенными дубами, кленами, березами. Типка с жадным любопытством вглядывался в чащу парка, замечая похожие на голых людей мраморные статуи, какие-то необыкновенные постройки, арки, мостики, беседки.
— Раньше тебя и к ограде близко не подпустили бы, назидательно говорил Типке Кохманский, — а теперь... — он неодобрительно махнул рукой в черной замшевой перчатке, — всякая мразь может подойти.
Царя невольно покоробило. «Сам ты мразь, — подумал он. — Леща бы тебе хорошего дать...»
Вдруг Кохманский, замедлив шаги, остановился, попридержав за рукав Типку.
— Царевич... Алексей... — прошептал он, не сдерживая своего волнения, и вытянулся, отдавая кому-то честь.
Типка пытливо взглянул за ограду и увидел худощавого, одного с ним роста и возраста подростка в шинели, в сапогах и в папахе, с деревянной лопатой в руках. Не спеша он рыл в мокром снегу канавку, спуская талую воду.
Алексей Романов подошел ближе к ограде. И тут Кохманский одновременно взглянул на царевича, на замершего Типку и мысленно ахнул от удивления.
Был скобарь Антип Царев как две капли воды похож на бывшего наследника Российской империи Алексея Романова. Такое же бледновато-продолговатое лицо, склад бровей и упрямо оттопыренная пухлая верхняя губа. Сходство увеличивалось и потому, что тот и другой были одеты в военную форму. Типка тоже смотрел на Алексея Романова. Он сразу же вспомнил про встречу на Невском, но тогда наследник показался ему совсем маленьким.
«Вот ты каков», — думал Типка.
Кохманский стоил неподвижно, вытянувшись. Умиление, радость были написаны на его лице. «Вот ты каков», — враждебно подумал Типка и про Кохманского.
Из глубины парка к Алексею подошел низкорослый мужчина с рыжеватой бородкой, тоже в шинели и в серой каракулевой шапке.
— Государь! — одними губами беззвучно прошептал Кохманский, еще более вытягиваясь.
Следом показалась и охрана — несколько солдат. Типка понял, что царская семья все время находится под наблюдением. Это его успокоило.
Николай Романов что-то тихо сказал сыну. Алексей послушно пошел обратно с отцом в сторону дворца.
Кохманский с Типкой тоже повернули домой. Озабоченный чем-то капитан то и дело пытливо поглядывал на своего спутника, словно видя его впервые, и бормотал про себя: «Удивительно! Надо подумать. Такой случай упускать нельзя».
О чем собирался думать капитан Кохманский и что он не хотел упускать, Типка так и не понял.
Вечером он слышал, как Кохманский, расхаживая по своему кабинету, сам с собой разговаривал:
— Гибнет Россия! Спасать надо, спасать!
Кого спасать, Типке осталось непонятным. Испытывал он огромное желание снова очутиться среди своих в Скобском дворце. Скучал он по Фроське, по ребятам.
ОБ УЗУРПАТОРЕ И БОНАПАРТЕПосле того как Царь уехал к капитану Кохманскому в Царское Село, Петька Цветок и Ванюшка Чайник воспрянули духом.
На другой день к Ванюшке подошел Цветок и сообщил:
— Уехал наш у-зур-па-тор!
Последнее слово он произнес с трудом, едва выговорив. Очевидно, слышал его на митингах.
— Какой узур... — переспросил находившийся рядом Левка Купчик.
— Хотел я его поколотить, да не успел, — похвастался Цветок, потирая руки.
— Что это за узур... — продолжал допытываться любопытный Левка. — Жулик?
— Хуже, — определил Цветок, не вдаваясь в подробности.
Вместе они отправились к соседям-гужеедам в Моторный дом.
— Вы куда? — предостерегающе спросила Катюшка.
Но Ванюшка решительно отстранил ее, а Цветок счел нужным сообщить:
— На кудыкины горы! Кошек ловить.
На дворе у гужеедов Цветок чувствовал себя как дома. Торжествующим голосом он сообщил ребятам:
— У нас Царь-то... тю-тю, скрылся...
— Как — скрылся? — удивились гужееды.
— Хм-м! — Цветок, прищурившись, пренебрежительно усмехнулся. — Уехал.
— Далеко? — поинтересовалась золотоволосая Маринка Королева.
— В заморские края.
— Чего болтаешь? — не вытерпел Ванюшка.
— Теперь у нас республика, — похвалился Цветок, не обращая уже никакого внимания ни на Ванюшку, ни на Купчика, упиваясь своим красноречием. Вошло у него в привычку козырять каким-нибудь недавно услышанным словом.
Сообразив, что Маринка с гужеедихами не совсем разбираются в этом сложном политическом вопросе, Цветок счел нужным разъяснить:
— Верховодит теперь у нас не Царь, а публика.
— Ну и умен же ты стал, — удивился давнишний друг Цветка рослый светлоглазый крепыш Спирька Орел, услышав разъяснение.
— Что скажешь. Орел, не так? — осторожно спросил Цветок.
Спирька неопределенно пожал плечами. Собственного взгляда на многие вещи он еще не установил.
Ванюшка не стал злословить про Царя, не имел такой привычки. Видя, что Цветок надолго застрял у соседей, любезничает с голубоглазой Королевой и панибратски разговаривает с Орлом, Ванюшка с Купчиком вернулись домой.
— Куда ходили? — сразу же набросились на них Фроська, Дунечка Пузина и другие девчонки.
Оставив Купчика объясняться с девчонками, Ванюшка твердо взглянул Фроське в глаза и, засунув руки в карманы штанов, отправился дальше по своим делам.
«Царя спрашивай, — мысленно говорил он. — Я тебе не подвластен и командовать собой больше не разрешу. Так и знай».
Фроська была чем-то встревожена. Она даже окликнула его, но Ванюшка не остановился. Ходил он по двору и думал: правильно ли поступает, что не разговаривает с Фроськой? «Проучить ее все же нужно...» — оправдывал он себя.
К вечеру у него возник новый план.
Решив внести ясность в свои взаимоотношения с Фроськой, Ванюшка переменил тактику. Два дня подряд он испытывал ее: то и дело молча подходил к Фроське, не глядя на нее, небрежно посматривал по сторонам и с озабоченным видом удалялся.
Фроська смотрела на Ванюшку с удивлением. Девчонкам она говорила:
— До чего же мне Чайник надоел!
Катюшка. тяжело вздохнув, советовала:
— А ты отгоняй его прочь.
— Терпеть не могу я мальчишек, — добавляла и Дунечка Пузина.
— И Серегу? — с невинным видом спрашивала Фроська.
Дальше шел секретный разговор про мальчишек, содержание которого не подлежало разглашению.
На третий день Ванюшка подошел к Фроське и ласково осведомился:
— Царь не вернулся?
Та насторожилась.
— Что, соскучился?
— А ты? — Ванюшка решил не отступать.
— Нисколечко, — с явной насмешкой ответила Фроська.
— Уж очень ты подружилась с ним.
— Ничуточки...
— А со мной ты хочешь дружить? — уже прямо спросил он.
— Ни крошечки... — и лукаво взглянула на Ванюшку.
Тот растерялся. А потом дрогнувшим голосом сказал:
— Прощай!
— До свиданьица! — глядя ему прямо в глаза, ответила Фроська.
А Ванюшка все еще стоял, чего-то ожидая. Он хотел еще что-то сказать, но помешал Цветок.
— Бо-на-парт! — произнес он, широко растопырив ноги и указывая пальцем на Ванюшку.
Фроська засмеялась, а Ванюшка, побагровев, не сразу нашелся что ответить.
— Смотри, — пригрозил он, — пришью я тебе язык к пяткам, будешь у меня по ниточке ходить. — Так и не поняв, какой он «Бонапарт» и что вообще означает это, без сомнения, бранное слово, Ванюшка с гордым видом ушел к себе на кухню. Нужно было как-то развеять плохое настроение. Последнее время бильярдная пустовала, и хромоногий маркер Терентий дремал на стульях у стены, подложив под курчавую голову вместо подушки собственные кулаки.