Ребята Скобского дворца

— Этих босяков не дожидайся, — предупредили в милиции Купчика. — Пошлем на каторжные работы.

Бросив жалостливый взгляд на своих товарищей, словно извиняясь перед ними, Купчик вышел, закрыв за собой дверь.

— А ты кому симпатизируешь? — с иронией спросил у Спирьки чиновник милиции. И вдруг рявкнул: — Руки по швам! Подойди ближе.

Спирька подошел. Штаны и рубаха у него были располосованы в клочья, глаза подбиты, из носа сочилась кровь.

— Будешь отвечать?..

— Анархистам, — неохотно отозвался Спирька. Отец у него был матрос на военном корабле, выступал на митингах за анархистов.

— Оно и видно, — шутили в комиссариате. — Лик-то у тебя и теперь решетки просит.

— Это меня «чистоплюи» поклевали, — мрачно сообщил Спирька.

Разговаривать много он не собирался и на всех смотрел волком. Был отпущен и Спирька. Ушел он прихрамывая.

Остался под стражей только Серега Копейка.

— Скобарь? — спросил дежурный.

Серега молча кивнул головой. Он все еще надеялся на справедливость. Он попытался разъяснить, пожаловаться, что гимназисты первые напали на него, избили и изорвали газеты, но, видя, что это не помогает, замолчал.

— Наверно, большевистскими газетами торговал? — спросил светлоусый чиновник милиции, явно становясь на сторону гимназистов.

— А то какими же? — поднял голову Копейка. — «Правду» теперь все читают.

— Это почему же все? — поинтересовался чиновник, внимательно разглядывая Копейку в растерзанной ситцевой рубашке, со вспухшим от синяков багровым лицом.

Серега усмехнулся.

— Она правду пишет, — пояснил он.

— Вот как! — снова сквозь зубы процедил чиновник. — Значит, ты за Ленина стоишь? Большевик?

— Да, — ответил Серега, смело глядя разгневанному чиновнику в глаза.

— Снять штаны да всыпать порцию горячих, — посоветовал кто-то в комиссариате, оглядывая Серегу злыми, прищуренными глазами, и тут же добавил: — Снимать-то уже нечего, развалятся.

— Попробуй! — отозвался Копейка, еще сильнее побагровев. — Теперь свобода! Над людьми теперь не измываются, не бьют.

В дежурной комиссариата засмеялись.

— Скоро ваших большевиков вместе с Лениным за решетку запрячем, — посулили Сереге.

— Попробуйте, — снова вызывающе отозвался Копейка, готовый теперь стоять за большевиков, за Ленина до последней капли крови.

— Заморыш, а шустрый, — удивлялся допрашивающий, глядя на худого, костлявого Копейку, стоявшего в вызывающей позе, засунув кулаки в карманы штанов.

Дверь в дежурную отворилась, и на пороге показался Типка Царь с группой скобарей. Лицо у него было суровое, старая солдатская фуражка лихо держалась на затылке, на груди выделялся Георгиевский крест.

— Вам чего? — строго накинулся на ребят дежурный.

Царь смело переступил через порог. За его спиной стояли Цветок, Ванюшка, Фроська...

— Отпустите Копейку! — потребовал Царь. — За что вы его забрали?

Сзади Царя зашумели. Выглянув в раскрытое окно, Серега увидел на улице большую толпу скобарей и гужеедов. На душе у него сразу отлегло. Он не один. Пришли все ребята.

Домой Серега вернулся вместе со своими друзьями. Держать его в милиции не стали, не было никакого основания. Шел он по улице, окруженный шумной толпой ребят. За Копейкой героями шли Спирька и Левка. А Дунечка Пузина и Катюшка шли рядом с ним и осторожно дотрагивались до Копейки, словно сомневаясь, жив ли он.

ЧИСЛО СТОРОННИКОВ ЦАРЯ УВЕЛИЧИВАЕТСЯ

На другой и на третий день Копейка не пошел продавать газеты: отлеживался. Угнетал его понесенный убыток, был он зол и на милицию. Вместо того чтобы задержать хулиганов и по всей строгости революционных законов наказать их за учиненный разбой, милиция во всем обвинила Копейку.

— Это что же?.. Хуже, чем при старом режиме, — бормотал он, употребляя где-то слышанную фразу. — Свобода для богачей, а каталажка для скобарей.

К вечеру он все же вышел на двор. Вспухшее лицо у него еще более посинело, от глаз остались только узенькие щелочки. Первым навстречу ему попался Царь. Он внимательно осмотрел Копейку и дружески протянул ему руку.

— З-здорово испортили тебя!..

Копейка, угрюмо молчавший, оживился. Сочувствие Царя, словно лекарство, подбодрило его.

— Я их тоже посчитал, — пробормотал он, — в долгу не остался.

— Тебя записать? — спросил Царь, вынимая из кармана смятую тетрадку со списком членов новой партии.

— А как же?

— В-все за Плеханова стоишь? — поинтересовался Царь.

Копейка неодобрительно махнул рукой.

— Ну его, — отозвался он, — соглашатель.

Царь удовлетворенно поглядел на друга. После того как Керенский начал наступление на фронте и наши войска понесли тяжелое поражение и стали отступать, воинственное настроение у скобарей снизилось. Все большее число ребят уже склонялось на сторону большевиков. То же самое происходило и со взрослыми. Не только в Скобском дворце, но и во всем Петрограде.

— А ты? — спросил Царь у Ванюшки, выясняя его политические взгляды.

— Я? — удивился Ванюшка. — Я за Керенского...

— Чего ты прилип к нему? — незлобно сказал Царь.

Ванюшка виновато пожал плечами. Несмотря на сражение с «чистоплюями», во время которого он показал себя храбрым военачальником и достойным единомышленником новой «партии ребят-пролетариев», политические симпатии Ванюшки не изменились. По-прежнему он обожал Керенского за его призывы воевать с немцами до полной победы и не терял надежды, как и Царь, еще попасть на войну и заслужить там Георгиевский крест. Иного способа отличиться перед Фроськой и скобарями он не видел. Со все возраставшей неприязнью следил он за Цветком. Организовав «партию ребят-пролетариев». Цветок советовался только с Царем, а на Ванюшку не обращал внимания, словно того и не существовало на свете. Заслуги Ванюшки в организации «партии», очевидно, позабылись. А между тем созданная «партия ребят-пролетариев» требовала решительных действий. Скобари ждали. Но организаторы партии на новом совещании стали в тупик.

— Устроить свою демонстрацию. Выйти на Большой и поколотить всех встречных гимназистов. У скаутов отнять форму и забрать себе, — выложил Цветок все, что смог придумать.

Царь разочарованно глядел на него. Более дельного предложения ждал он от Цветка.

— Тебе бы все кулаками махать, — попрекнул он.

— Все партии воюют друг с другом, — оправдывался Цветок.

— Вот что, мальчишки! — выступила вперед острая на язык Дунечка Пузина. — Оскудели вы своим умишком. Вы у нас спросите! — Видя, что скобари удивленно уставились на нее, Дунечка быстро затараторила: — Порядок нужно наводить на дворе. Каждому умываться кажинный день. Стоять друг за дружку. Девчонок в обиду никому не давать.

— Пожалуй... Тебя с Фроськой обидишь, — раздались насмешливые голоса. — Вы сами каждого обидите, особенно Фроська.

— Фроська в больнице, ее не трожь! — возмутились девчонки. — Она дюже тяжело больна.

— Выживет... Она живучая... — успокоили их скобари.

О том, что Фроська заболела, Царь знал. Но разговор этот встревожил его.

Вернувшись домой, Царь принялся убирать со стола. Максимов уже не жил с ними. Он поселился ближе к райкому партии, на 10-й линии.

Найдя в коридоре веник. Царь подмел пол. Полил стоявшую на подоконнике в горшке герань.

«Надо бы сходить в больницу, навестить, — думал про Фроську. — Да где больница находится? Спросить у матери Фроськи боязно! Как у ней спрашивать-то? Поправится...» — успокоил он себя.

Вечером Володя застал Типку за столом с тетрадкой и с карандашом в руках в задумчивой позе.

— Что сочиняешь-то? — поинтересовался Володя, умывшись и вытираясь полотенцем. На чистоту и порядок в комнате он так и не обратил внимания.

Царь рассказал о партии ребят. Володя громко, раскатисто засмеялся.

— Свою партию организовали! Ну и силен же Антип Царев! Силен. Наверно, и резолюцию вынесли: «Никакой поддержки Временному правительству»? Ха-ха-ха!..