Выбрать главу

— Смотри, — ежеминутно толкал Спирьку Никита.

Как очарованная шла Фроська. Что-то пытался сказать Сереге Копейке Левка.

Дальше тянулась целая анфилада таких же комнат, но замусоренных, очевидно, юнкерами — на паркетном полу валялись грязные тюфяки. Стараясь не отставать от Царя и держаться в потоке солдат, красногвардейцев, матросов, ребята шли все дальше, переходя из одного роскошного зала в другой.

— А это что? А это? — спрашивали они друг друга, задерживаясь возле огромных полотен в тяжелых золоченых рамах, ощупывая кресла, диваны, различные статуэтки и громко удивляясь, что в таких необозримых комнатах могла жить только одна царская семья.

А вокруг бушевал революционный шквал. В разбитые окна рвался холодный октябрьский ветер, доносились звуки ружейной стрельбы с Дворцовой площади и окружавших ее улиц.

Ребята попали в обширный, весь в позолоте и лепных украшениях, с огромной хрустальной люстрой посередине Тронный зал. Здесь под тяжелым парчовым балдахином на небольшом, со ступеньками возвышении стоил позолоченный, а может, и вылитый из чистого золота царский трон династии Романовых.

— Да-а, — только мог прошептать Ванюшка.

И тут Типка, подошедший ближе всех к трону, смело избежал по ступенькам и, оглянувшись на своих друзей, решительно сел на царский трон. Откинувшись назад, Типка Царь сидел на троне императоров романовской династии, гордо посматривая по сторонам. Рядом с ним на ступеньках трона стояла, раскрасневшись, Фроська. Она тоже гордо озиралась по сторонам.

Внизу возле трона толпились ребята, удивляясь смелости Царя. Только Цветок оставался в стороне. Он почему-то стоял, прислонившись к стене, опустив руки, с бледным лицом, упрямо и крепко сжимая тонкие губы.

Посидев на царском троне, Типка Царь не спеша сошел вниз и пренебрежительно махнул рукой.

— Ж-жестковато, — сообщил он своим друзьям.

Типка, очевидно, остался недоволен царским троном. И ребята снова в общем шумном потоке гурьбой пошли по бесчисленной веренице роскошных комнат и зал, которых насчитывалось в Зимнем дворце более тысячи. Пахло пороховым дымом, в разбитые окна врывался ветер.

Мимо вели обезоруженных арестованных юнкеров. Топот ног и стук прикладов гулко разносился по комнатам. Но в общей лавине вооруженных людей уже намечался порядок. Раздавались команды. У дверей отдельных комнат становились часовые. Кто-то из командиров Красной гвардии, в пенсне, в шляпе и с револьвером в руке, громко распоряжался:

— Не пропускать...

Ребята свернули в сторону.

— Пошли домой, — первым предложил Цветок, ни к чему не проявлявший интереса. Голос у него звучал глухо, лицо побледнело.

— Пошли... — поддержала Цветка и Фроська.

Неохотно ребята покидали бурливший народом Зимний дворец.

На белоснежной мраморной лестнице у входа в залы вооруженные матросы уже никого не пропускали во дворец. С ними спорили, ругались.

Когда ребята спустились вниз, у главного подъезда тоже стояли вооруженные патрули и толпился народ. На ребят по-прежнему никто не обращал внимания.

На площади они увидели трупы убитых. А по черному облачному небу все еще продолжали бороздить яркие лучи прожекторов.

Было далеко за полночь, когда ребята, изрядно утомившись, медленно плелись к себе на Васильевский остров. Моросил мелкий осенний дождь. С Финского залива дул сердитый октябрьский ветер. Темнели дома на слабо освещенных улицах. Город спал, или, быть может, только казалось, что спал. Во многих окнах на Большом, хотя и тускло, светились огоньки. Очевидно, там чего-то ждали или к чему-то готовились.

— Буржуи без боя не сдадутся, — разглагольствовал Серега Копейка, шагая рядом с Царем и Фроськой.

— Расколошматят их, — не сомневался Царь, распахивая навстречу ветру шинель и надвигая ниже фуражку.

— Зададут им теперь жару, — пророчила Фроська. Коротенькая плисовая жакетка у нее плохо грела, ноги в стоптанных парусиновых башмаках промокли, жмыхала вода.

Спирька и Никита тоже рассуждали о Временном правительстве, о Керенском. Ванюшка с Левкой вспоминали великолепие Зимнего дворца. Позади всех плелся Цветок, молчаливый и угрюмый, необычайно присмиревший. В азарте ребята не обращали на него внимания до тех пор, пока вдруг на Косой линии Цветок жалобно не крикнул: «Ребята!» — и тяжело опустился на мокрую панель.

— Меня пулей прострелили... уже давно... — слабым голосом, морщась от боли, сообщил он друзьям.

Цветок был ранен в плечо. Кровь уже просочилась сквозь пальто. Как Цветок, раненный еще во время штурма на Дворцовой площади, мог блуждать по Зимнему, было непонятно. Ребята подняли его и понесли на руках.

Не переставая, моросил мелкий дождь, и дул с Невы порывистый ветер. Уличные фонари на Косой линии не горели. А в стороне за Невой, где находился Зимний дворец, небо по-прежнему бороздили лучи прожекторов, доносились отзвуки стрельбы. Временное правительство было свергнуто, но революция продолжалась. В великих муках восстания рождалась новая Россия — советская. Вернувшись домой, Ванюшка, к своему удивлению, узнал, что мать с другими работницами тоже участвовала в штурме Зимнего.

НА ПОРОГЕ НОВОЙ ЖИЗНИ

Неделю спустя хоронили Петьку Цветка. Умер он в больнице от заражения крови. Врачи не смогли спасти его. И когда после похорон ребята вернулись домой, двор Скобского дворца им показался унылым и мрачным.

— Не будет больше у нас Цветочка, — вздыхала Фроська. Глаза у нее были заплаканные.

Ванюшка находился в тяжелом, угнетенном настроении, словно он был в чем-то виноват перед покойным Цветком. Стало на дворе как-то скучно. Чувствовал себя Ванюшка одиноко. С Цветком они чуть ли не ежедневно ругались, но оба быстро отходили, не помнили зла и снова как ни в чем не бывало дружелюбно разговаривали.

Казалось Ванюшке, что и скобари стали какими-то иными, более серьезными и менее крикливыми. Словно за эти дни они все повзрослели. Царь все реже появлялся во дворе. Как и раньше, работал он на заводе и по-прежнему был в рядах Красной гвардии. Серега Копейка тоже стал рабочим — устроился на судостроительный завод. Возвращался домой чумазый, солидный, с сознанием собственного достоинства, шаркая по панели башмаками. Встретив скобарей, небрежно цедил сквозь зубы:

— Вы, хмыри, все бродяжничаете?

— Тоже работяга! — с завистью ворчали на него скобари.

С Фроськой Ванюшка встречался редко. Занятая хозяйственными заботами по дому, она изредка выбегала во двор посудачить с подружками. На Ванюшку обращала внимания меньше, чем на приблудного кота Гришку.

— Все они, девчонки, таковы, — рассудительно успокаивал Ванюшку Левка, — какое добро им ни делай, все позабудут. Черствая у них душа, неблагодарная...

Про себя Ванюшка соглашался с ним: «Сколько я ей сахару переносил!» Левка Купчик тоже ходил озабоченный и серьезный. Вслед за чайной «Огонек» закрылась и мелочная лавка, которой владел его отец.

— Торговать нечем, — объяснял Левка ребятам, а Ванюшку доверительно, по-дружески, предупреждал: — Голод страшнеющий надвигается. Весь Петроград перемрет, вот увидишь...

Последние дни хлебную норму по карточкам сбавили. Выдавали по полфунта на человека.

Неожиданно Левка зашел к Ванюшке с недостроенной подводной лодкой, которую они совместно мастерили из соснового бруска. Лодку он отдал Ванюшке и попрощался.

— Уезжаем всей семьей, — сообщил он, — насовсем в Екатеринбург. Там у нас тетка, а у ней огород... — Он погладил черного с белым галстуком кота Ваську и посоветовал Ванюшке: — На двор не выпускай, а то еще уволокут.

А неделю спустя также раньше обычного пришла домой мать. Положив на стол теплую буханку ржаного хлеба, сказала: