− Сергеем его хотел Влад назвать, а я – Борисом, в честь своего дедушки.
− В честь дедушки, значит. – Лана прислонилась к косяку и со злостью посмотрела на бывшую соперницу. Вика закрыла собой кроватку.
− Хочешь спросить: стыдно ли мне? Нет. Не стыдно. И да, я знала. С самого начала. Но не я такая, а жизнь.
− Жизнь… − буркнула Лана и сжала правую руку в кулак. Сжала настолько сильно, что ногти впились в кожу и причинили боль. Она сама не понимала, как сдерживается. Ей хотелось вцепиться Вике в волосы и рвать их, покуда голова этой девки не станет гладкой, точно яйцо. Рвать и кричать, а потом снова рвать. И останавливал Лану, пожалуй, только спящий Борис. Он действительно ни в чём виноват не был. – Ты ради своей жизни мою на три месяца в кошмар превратила. В фильм ужасов.
− Твоя жизнь только три месяца кошмаром была, а я так уже восемь лет живу. Тебе вон как повезло. Квартира есть, шмотки не с рынка, муж богатый, родители, а я с четырнадцати лет одна. Сама себе опора и поддержка. Цветы позавчера впервые в жизни подарили. Выпросила у муженька твоего с горем пополам. Он мне всё говорил: «На выписку. На выписку!». А какая мне после анализа выписка? Пришлось плакать и требовать. Ему ведь от меня только ребёнок нужен был. Как результаты получил, сразу к тебе полетел. Ну да ладно. – Вика махнула рукой и всё же села на кровать, сжав пальцами колени. От такого жеста мишки Тедди наморщились. – Жёлтый, говорят, цвет разлуки. Но я люблю жёлтый. И мама моя такие цветы любила.Жёлтые розы. Её ведь родительских прав лишили. Сначала она нормальная была, не пила не курила, учительницей работала, обо мне заботилась. Хорошо, кстати, заботилась, а потом её хахаль на наркотики подсадил, поэтому меня в интернат и забрали. А там месяцев через шесть я узнала, что права эти восстановить можно, и ночью через окно к ней драпанула. В школу. Она по-прежнему там работала, только уже не учительницей, а уборщицей. Хахаля её в ту пору уже в тюрьму загребли, а она, чтобы с долгами рассчитаться, квартиру продала и дом купила в Лядах*. Вышла ко мне вдрызг пьяная, но, когда узнала, обняла. Крепко так обняла, будто до сих пор любила. До нового дома надо было ехать на электричке, и, сев в неё, она сразу уснула. Я её трогать не стала: мне нужно было, чтобы она протрезвела. Хотелось глаза её увидеть. Настоящие, а не водкой залитые. Я тогда думала, что она не знает, что меня вернуть можно. Так мы и катались до самой темноты. Туда-обратно, пока она сама не проснулась. Вышли почти ночью. Контролёр её тоже не будила. Меня, наверное, пожалела. Я была щуплая и маленькая. Помню, идём мы по улице: место незнакомое, темно, страшно, кто-то смеётся, кто-то кричит, я рассказываю и рассказываю, а мама кивает. Кивает и кивает, а потом вдруг как заплачет… − Вика вздохнула и ещё сильнее вцепилась в свои колени. Ткань, сплошняком покрытая мишками Тедди, под её ладонями затрещала. – И я, глядя на то, как она плачет, почему-то решила, что у нас всё получится, что она завтра же все документы сделает и меня к себе заберёт. Ну и пускай в посёлок, ну и пускай в частный дом. Мне всё равно было, лишь бы с ней, а потом мы дошли до леса, и мама сказала, что ей надо отойти. Ненадолго, минут на десять. Я согласилась. Думала, она в туалет захотела, а она, оказывается, снова пить пошла. Вышла пьяная в дупель. И я тогда от неё сбежала. Поняла, что её не спасти. Раз наркотиков нет, у неё теперь дочку бутылка заменила. Больше мы не виделись. А я себе в тот день поклялась, что так никогда не сделаю. Я ради своего ребёнка убью и украду, но его ни за что на свете не брошу. Ты-то, небось, уж подумала, что я отказную написала. Так вот, хренушки тебе. Он мой, мы теперь с ним вдвоём.
Лана приподняла бровь. Рассказ Вики её не впечатлил.
− Надо было к мужу Инги Валерьевны идти, а не к нам.
Вика издала смешок и с опаской посмотрела на сына. Тот мирно спал, приоткрыв маленький ротик.
− Да отстань ты уже от Селиванова. Думаешь, кроме него других мужиков нет? Два раза тебе говорила и третий повторю, коль ты такая непонятливая: я его на дух не переносила, а он не понимал и лип ко мне как банный лист. За это и получил по щам однажды.
− Ты сама-то хоть знаешь, от кого родила? Или анализ на отцовство ещё полгорода сдавать будут?
Глаза у Вики вспыхнули. Крылья носа раздулись. Лана поняла, что впервые задела её всерьёз. Замеченный факт Облонскую несказанно порадовал.
− Потаскухой меня считаешь? Ладно, так и быть, сделаю тебе подарок. За борщ с котлетками. – Вика убрала руки с коленей и упёрла в бока. − Не было у меня ничего с твоим мужем. Ни до, ни после того, как мы с тобой познакомились. Так поспали рядышком, а в остальном он чист, как попка младенца. Чего вылупилась-то на меня так? Говорю же, не я такая, а жизнь!
Лана молчала. Она смотрела Вике в глаза и отчаянно искала признаки лжи. Вика взгляд не отводила.
− Пока мама с этим подонком жила, дом наш в притон превратился. Кого там по ночам только не было. Я лежала на кухне с ножом и молилась, чтобы меня не тронули. Но однажды меня тронули, и нож не помог, поэтому в Бога я не верю. Помню, первым уроком в то утро английский был, его моя классная вела. Звонок прозвенел, все вышли, и я только тогда встала, а она, заметив у меня на штанах пятно, подумала, что я протекла. У девочек в средней школе такое часто бывает − достала из сумки прокладки и в туалет проводить хотела, а я заплакала и сказала, что прокладка мне не поможет. В общем, выложила я ей всё и начистоту. Она нахмурилась и отвела меня к медсестре. Наверное, поэтому на следующий день меня в интернат и забрали. Я тогда на класснуху разозлилась страшно, а сейчас даже благодарна. Ни позвони она в опеку, меня бы и второй раз не пожалели, и третий. Поэтому как работать стала, начала сразу на операцию откладывать, чтобы мне всё там зашили начисто, а как зашили, мужикам решила мстить. Всем. Без исключения. И по-чёрному. Приходила по вечерам в бары и подсаживалась к тем, кто совсем лыко не вязал, о себе говорила, их слушала и незаметно подсыпала клофелин, а после уговаривала пойти в гостиницу. А в номере уже обчищала. Деньги, часы, запонки… Всё, что находила, забирала. У твоего Влада визитку стырила. Для коллекции.
− Ты, значит, мало того, что аферистка, так ещё и клофелинщица.
Выдавив кривоватую ухмылку, Вика кивнула в сторону детской кроватки.
− Ну, пойди, заяви на меня в полицию. Оставь сына без матери.
Лана с отвращением покачала головой. От услышанного её затошнило.
− Ты такая мерзкая. И подлая. От макушки до пяток.
− Конечно, мерзкая. Конечно, подлая, да только, если бы я честной была, я бы или с голода подохла, или бы давно в Каму бросилась. Знала я одну такую девочку. В одном интернате жили. Но я на себя руки не наложу. Мне надо о Боре заботиться. Думаешь, я только к Владу ходила? Нет, кроме него, ещё трое было. Всех троих в баре выцепила. По одному. Все трое глаза выпучили и просто денег дали. Разбирайся, мол, как хочешь. Для вида поугрожали, конечно. Обещали, что ноги переломают, если ещё раз на глаза попадусь. Про старые «бабосы», естественно, никто не вспомнил. Видимо, решили, что потеряли или пропили. В больницу тоже не тащили.
Лана прикрыла глаза и запрокинула голову. Стоять ей стало невыносимо.
− А с Владом раз и такая удача, правда? Заместитель генерального директора, да ещё и беременных на руках готов носить. Как за такого не ухватиться? Ну, и наплевать, что женатый.
− Ты бы на моём месте также поступила.
− Я бы на твоё место не попала.– Лана всё же заставила себя открыть глаза. Вика продолжала взирать на неё с прежней наглостью.
− Думаешь? Отца у Бори Кириллом зовут. Он работал тренером в нашем клубе. Селиванова отношения на работе не поощряла, поэтому мы ото всех шкерились. В кино и в театры не водил, но в комплиментах рассыпался, вот я однажды и растаяла. Как раз спустя две ночи после знакомства с твоим мужем. Месячные у меня всегда скакали, поэтому о «залёте» я поздно узнала. Говорить боялась, но он, как ни странно, нормально отреагировал. Замуж, конечно, не позвал, однако пожить вместе предложил, а ровно через месяц в Москву свалил. Сказал, что деньги поехал зарабатывать, я поверила. Первые недель шесть звонил постоянно, беспокоился, а потом, как водится, пропал, номер сменил и во всех социальных сетях меня заблочил. В день, когда меня уволили, я узнала, что он женился на одной московской крале. Отец у неё депутат. Есть квартира, машина. Про таких говорят: укомплектованная. Потому-то я на ту лахудру и сорвалась, а Селиванов уж, конечно, подсуетился. Перед богатой клиенткой хвост распушил, а меня, как собачонку, за порог вышвырнул. Повод-то я ему сама подкинула: на рабочем месте хавальник открыла – не прикопаешься. Так я и залетела по всем фронтам. Сессию завалила, с работы уволили, пенсию тоже платить перестали. Что мне делать-то было?