Лана презрительно пожала плечами.
− Если бы ты пришла и попросила помощи, а не…
− Пришла и попросила помощи? – Губы у Вики изогнулись в улыбке, глаза, однако, остались холодными. – И вы бы мне, разумеется, помогли, да? Вот так запросто. Незнакомому человеку с улицы. – Вика сама не заметила, как повысила голос. Вероятно, Лана сумела задеть её во второй раз. – Ну да ладно, я не гордая. Попрошу сейчас. Ситуация ненамного поменялась. Раньше я беременная была, а теперь с грудничком на руках. Да ещё и после кесарева. Но я готова. За мной не заржавеет. Помогите мне, Лана. Помоги!
Лана не стала ей отвечать. Она с чувством повернулась и вышла. Без работы, без денег и без жилья жизнь Вики и так скоро станет адом. Ей отольётся всё, что она сделала. Закон бумеранга ещё никто не отменял. И не отменит. Это Лана хорошо знала по себе.
_______________________
*Ляды − село в Пермском крае.
Глава 21
На Комсомольском проспекте было многолюдно и шумно. Гуляли все: от мала до велика. Молодые, влюбленные парочки шли, взявшись за руки. Люди постарше вели на поводке собак. Подростки, бегущие домой из школы, громко кричали, смеялись и прыгали по лужам. Пенсионеры предпочитали отдыхать на скамейках в одиночестве.
Часы показывали только четверть восьмого, однако город тьма уже поглотила. Впрочем, уличные фонари и многочисленные окна многоэтажек отчаянно пытались с ней бороться. Особенно в этом отношении преуспело колесо обозрения. Оно переливалось всеми цветами радуги: от красного до фиолетового. И, наблюдая за мягкими переходами цветов, Лана блаженно улыбалась. «Чёртово» колесо напоминало ей о детстве, о том времени, когда она ещё не жила в Перми и приезжала в «город пяти морей»* один-два раза за лето, чтобы послушать страшные рассказы о Башне смерти, поглазеть на величественный кинотеатр «Октябрь» и поесть сладкой ваты в парке Горького. Тогда всё было не так, как сейчас. Тогда всё было по-другому. Проще что ли, понятнее. Надо-то было лишь учиться да мыть посуду. А в остальном… В остальном она бед не знала.
Одна из проезжающих мимо машин громко просигналила. Должно быть, Лана отвлеклась и прошла на «красный». До дома оставалось совсем чуть-чуть, и, ускорив шаг, она поспешила зайти в подъезд. Два последних этажа по обыкновению прошагала пешком. Дверь их с Владом квартиры располагалась в аккурат напротив лестницы. Ключ вошёл в замочную скважину мягко, замок не вредничал, но едва Лана переступила порог, как в нос ей ударил удушливый запах гари. На кухне громко матерился Влад.
Сбросив на ходу сапоги и зажав нос рукой, Лана стремглав бросилась к плите прямо в пальто. Сегодня на ней было светло-серое с синей окантовкой и без капюшона. То прежнее, ярко-голубое с юбилея, висело в глубине шкафа, а белое шёлковое платье и вовсе было отдано на благотворительность. Вот уже десять лет Лана неизменно следовало одному принципу: от вещей, которые напоминают о плохом надо избавляться без сожаления.
− Что случилось?
На Владе был её фартук. Розовый с гипюрной оторочкой, а сам он стоял возле духовки и что есть силы махал полотенцем над иссиня-чёрным пирогом в круглой железной форме. Выглядел пирог плохо, а точнее, сгоревшим вкрутую.
− У «Шарлотки», оказывается, очень тонкая грань между «ещё не готова» и «есть уже невозможно».
Лана молча отобрала у мужа форму, взяла нож и срезала у злосчастной «Шарлотки» часть верхнего слоя. Шутка про тонкую грань не показались ей ни смешной, ни остроумной.
− Внутри по-прежнему сырая. Открой окно или включи вытяжку. Ничего страшного. Со всеми случается. И у меня по первости пироги сгорали.
− Завтра испеку вишнёвый. Уверен, он получится лучше.
Лана пожала плечами и вернулась в прихожую. Стоять на жаркой кухне в пальто было смерти подобно. Она мгновенно вспотела и принялась вытирать лоб подвернувшимися под руку салфетками. Влад следовал за ней хвостиком.
− Как прошёл твой день?
− Устала.
− Ты сегодня долго. Я заждался.
− Поздно пришла на работу. Кое-кого навещала. Начальник попросил задержаться.
− Кого?
− Вику. Она из роддома никуда не делась и проситтебяо помощи.
Влад насупился.
− Пусть живёт, как жила. И выкручивается своими силами. Больше к ней не ходи!
− Я и не собиралась. Это ты у неё постоянно околачивался.
Примостив сумку на тумбочку, Лана бросила мимолётный взгляд в зеркало. Ещё утром на нём виднелись жирные следы от пальцев, сейчас же оно сияло чистотой так, будто его языком вылизали. Пол под ногами блестел, на коврике под порогом не было ни соринки, все тапочки у стены стояли параллельно друг другу, и даже зонты висели на одном уровне.
− Ты сделал в прихожей уборку?
− Не только в прихожей, во всей квартире. Я же в отпуске. Хотел быть полезным.
− Славно.
− А ещё я приготовил равиоли. Они получились лучше «Шарлотки». Я проверял.
− Спасибо. Ты умеешь быть очень милым, когда хочешь.
Других слов у Ланы не нашлось. Поставив на платформу для обуви сапоги, она тщательно вымыла руки, причесалась и собрала волосы в низкий хвост. Переодеваться в домашнее не стала. На всё про всё у неё ушло минут десять, и за это время Влад успел вернуться на кухню, снять проклятый фартук, выключить свет, зажечь свечи и разложить по тарелкам обещанный ужин.
− Раз уж сегодня пятница, а впереди выходные, мы могли бы сходить в кино. Я нашёл несколько неплохих фильмов.
Голос его звучал вкрадчиво. Горелым на кухне уже не пахло. Теперь там пахло дорогим мужским парфюмом с нотками апельсина и миндаля. Лана обожала этот аромат, и Влад знал об этом. Когда она вошла, он встал и отодвинул для неё стул, а, когда села, по-джентельменски придвинул стул обратно.
− Не задирай его! Он пытается заслужить твоё прощение, − просипел внутренний голос. Лана не стала с ним спорить.
− Да, он действительно пытается попросить прощения.
− К тому же он тебя не изменял. И вернулся, как только узнал, что ребёнок не его.Вернулся к тебе.
− Верно, он мне не изменял.Физически. Только вот, где бы он был сейчас, если бы ребёнок оказался его? Делал бы равиоли, зажигал бы свечи, суетился бы над пирогом? Нет! Он бы был при Вике. Занимался кроваткой или ездил по магазинам, а может, забирал её из роддома.
Внутренний голос пристыженно умолк. Наверное, обиделся. Попыток защитить Влада он больше не делал. Зато сам Влад говорил не переставая. Жестикулировал и часто смеялся. Лана из его монолога не поняла ни слова. Она думала о своём, думала о том, как больше двенадцати лет назад поставила ему одно важное условие. Ни при каких обстоятельствахне поднимать на неё руку. Это было главное правило в их семье, и Влад его придерживался. «Пальцем меня заденешь, и я сразу уйду», − пообещала Лана в тот день, когда они приняли решение жить вместе. И она не шутила. Ударь он её, и она бы хлопнула дверью в тот же миг. Потому что знала: один раз стерпишь, и битьё станет нормой. Мужчина, ударивший женщину, не мужчина. По крайней мере, Лана считала так. Нет, в детстве её не били и в юности тоже не трогали, но это был её ещё один жизненный принцип. Даже при самой отвратительной ссоре, даже во время самого жгучего занятия любовью. Не бить! Никогда! К счастью, они оба были сторонниками классического секса. «Пожёстче» любили другие. Например, одна из Ланиных школьных подруг. Та буквально визжала от восторга, когда её душили. А её бойфренд визжал от восторга, когда душил сам. Закончилось в итоге всё печально. Подруга лежит в могиле, а её бойфренд сидит в тюрьме. Как говорится, доигрались. Именно поэтому первый фильм «Оттенков» Лана смотрела с ужасом и беспрестанно волновалась за Анастейшу. Она боялась, что Кристиан в какой-то момент не рассчитает силы и убьёт её, а героиня даже слово «красный» сказать не успеет. Грея и БДСМ Лана никогда не романтизировала, но понимала в чём успех истории. По сути, это обычная сказка про красавицу и чудовище, просто на новый лад. Для взрослых. И Лана, сказать по правде, никогда не думала, что в её жизни случится нечто подобное. Не физический, но моральный садизм. Без плёток, без шлепков, без креста и цепей, но с уровнем боли, которую бы не причинили даже все перечисленные предметы разом.