– Открывай.
От увиденного глаза у неё полезли на лоб. Влад держал в руках нежно-розовый костюм Пятачка, какой обычно носят только аниматоры. Ещё полминуты назад пакета в его руках не наблюдалось. Значит, прятал «Пятачка» он как раз под курткой.
– Кигуруми? – с сомнением в голосе выдохнула Лана. – Мне?
– Ты часто мёрзнешь, поэтому я решил, что пижама будет греть тебя, пока меня нет рядом. А, во-вторых, я помню, как сильно тебе нравится диснеевский «Винни Пух».
– А, в-третьих, я родилась в год поросёнка.
Влад улыбнулся и отдал подарок. Лана потрогала мягкую ткань и зарылась в неё носом. Пижама вкусно пахла и была приятной на ощупь.
– А, в-четвёртых, кигуруми – это протест против серых будней. Сейчас это особенно нам не помешает.
– Как только ударят морозы, я обязательно её напялю.
Несколько секунд они стояли напротив друг друга, но Лана так и не решилась поблагодарить мужа поцелуем, а он благоразумно не стал на этом настаивать.
– Что у нас на ужин?
– Борщ.
– Борщ на ужин – это моветон.
– А мы против серых будней, – съязвила Лана и перекинула кигуруми через руку.
– Ладно.
Сняв куртку и переобувшись в тапочки, Влад ушёл переодеваться в домашнее. Он, как и раньше, обитал в спальне. Вещи Ланы висели в шкафу в одной из гостевых комнат. Спала она теперь тоже там, на диване, рядом с журнальным столиком. Надолго не загадывала, жила одним днём. Влад оказался прав: она по-прежнему его любила. Возможно, не так сильно, как до появления Вики, но всё равно любила. А, любя, как известно, не отрекаются.
– О чём задумалась? – Влад остановился на пороге. Пройти в её спальню дальше он не посмел. Видимо, боялся спугнуть то маленькое и хрупкое, что между ними зарождалось.
– Ни о чём. – Взглянув в зеркало, Лана пригладила волосы, собранные в высокий «хвост», положила на кровать кигуруми и одёрнула на груди длинную футболку бежевого цвета. – Пойдём ужинать.
Поедая борщ из большой глиняной тарелки, Влад говорил не переставая. Нахваливал ужин и рассказывал о работе. Лана молчала, но старалась слушать. Не пропускала не единого слова, пока смех Влада не перебила громкая мелодия его телефона. Лана вздрогнула. Вздрогнула и поймала себя на мерзкой мысли. Как долго она ещё будет вздрагивать, если ему кто-то позвонит? Год или больше?
Быстрым взглядом Влад посмотрел на экран, но вызов принимать не стал, однако спустя минуту телефон требовательно зазвонил снова. Абонент с номером, оканчивающимся цифрами: семь, два и четыре, оказался упорным.
– Ответь, – сухо сказала Лана.
– Номер незнакомый, поэтому там вряд ли что-то дельное. Наверное, мошенники звонят, или какой-нибудь банк кредит втюхать хочет.
– Всё равно ответь.
По обыкновению, Влад не послушался и как можно дальше отодвинул от себя гаджет, тогда Лана встала и набрала звонившего сама.
– Алло, я Вас слушаю.
Ей ответил женский голос. Молодой и чуть заикающийся.
– Мне нужен Владислав Сергеевич Облонский.
Лана посмотрела на мужа, чувствуя, что начинает злиться. В голове мелькнуло словосочетание «Вика номер два».
– Он не может подойти, но я его жена. Говорите. Я всё ему передам.
Женщина по ту сторону провода замялась. Секунду подумала, но всё же ответила:
– Я звоню из больницы. Умерла его мать.
Глава 27
Мать Влад хоронил сам и по всем инстанциям тоже бегал сам. Сам собирал всевозможные документы и сам договаривался с ритуальными службами. Какой-то добрый человек заставил его написать на желтоватом листе бумаги план действий, и Влад заглядывал в него чуть не каждые пять минут. План стал для него своеобразным сводом законов. Против выполненных пунктов он рисовал галочки.
Жену Облонский попросил только об одном – сходить в квартиру Александры Фёдоровны, найти приличную одежду для похорон и фотографию на памятник. Против этого Лана возражать не стала. Все вещи свекрови она нашла в шкафу в спальне, выбрала длинное платье из синего трикотажа и белый пиджак с элегантной голубой розой на груди. Как ни крути, а Александра Фёдоровна была ещё той модницей. На даче могла ходить в драной телогрейке, но в городе и в шестьдесят бегала на каблуках, душилась французскими духами и красила губы перед каждым выходом на улицу.
Старые фотографии Лана отыскала в ящике стола, а на столе увидела записку. Записку, адресованную ей, но не законченную. По-видимому, свекровь кинулась строчить её после вызова «скорой», но успела нацарапать только два предложения. Бригада фельдшеров нашла её без сознания, пожилая женщина лежала на полу, у стула. Какое счастье, что перед тем, как упасть, она успела отпереть дверь! Каким-то чудом доползла…
«Прости меня, Иоланта! Прости, я не должна бы…»
А дальше всё. Дальше она упала. Но последние её мысли были о Лане.
Умерла Александра Фёдоровна от рака. Третья стадия, неоперабельная опухоль, находящаяся посередине правого лёгкого. Как выяснилось из больничной карты, узнала она о болезни за несколько дней до Ланиного юбилея. Узнала и начала активно лечиться, хотя и понимала, что надежды уже нет никакой, но в свои проблемы сына и невестку решила не втягивать, написала завещание и дала себе слово молчать. Молчать до последнего. И молчала.
Лана думала и никак не могла понять, как такое могло случиться. Она хорошо помнила свекровь на даче, сильную и бойкую, пышущую здоровьем. Они сидели на огороде каких-то два месяца назад, срезали с моркови ботву и говорили о смородине и приёмных детях. У Александры Фёдоровны всё было отлично, или Лане казалось, что у неё всё отлично. Возможно, уже тогда она начала худеть, бледнеть и хиреть, но у Ланы было так много своих проблем и волнений, что она не обращала внимание на других. Кашляла ли её свекровь при их последней встрече? Она не помнила. Она помнила только её слова.
Но что такого сказала Александра Фёдоровна? Умирающая женщина, сидящая на иммунотерапии. Женщина, которой оставалось жить несколько недель. Врач ей попался грамотный и честный. Выдавая длиннющий список анализов, он не стал её жалеть и сказал как есть: «Вряд ли Вы успеете пройти всё». Но врач ошибся: Александра Фёдоровна не только успела пройтивсё, но и дождалась всех результатов. Однако она ошиблась так же, как и её лечащий врач. Многое не так как кажется, теперь и Лана убедилась в этом на собственном опыте. Её свекровь ухватилась за Вику и за «Серёженьку», как за соломинку. Она хотела перед смертью понянчить внука, и ей это почти удалось. Поэтому шестидесятилетняя женщина всю жизнь, проработавшая врачом, попалась в западню молоденькой аферистки. Александра Фёдоровна простохотела ей верить. А сильнодействующие лекарства и лживый Викин голосок довели начатое до конца.
За все тринадцать лет, что они были знакомы, Лана ни разу не ругалась со свекровью. Александра Фёдоровна никогда не лезла в дела сына и невестки. До того проклятого дня никогда. А в тот день она искренне считала, что поступает правильно, что защищает ребёнка. Она не желала Лане плохого, она не плела против неё интриг. Доживая свои последние дни, она влезла туда, куда лезть не имела права, но сделала это из-за любви и отчаяния.
– Это она сказала, когда и во сколько прилетает твой самолёт, – признался Влад, прочитав заключение врача о причине смерти. – Твоя мать проболталась ей случайно, а она позвонила мне. Ведь могла сказать о болезни хотя бы тогда, но промолчала. Знала, что я брошусь тебя встречать, знала, что сделаю всё, чтобы ты осталась со мной, но даже словом не обмолвилась. Привыкла всё решать сама…
О мёртвых либо хорошо, либо ничего. Лана помнила об этом принципе, когда держала в руках записку. Она больше не злилась, не могла злиться. Даже на новые платье и пальто, которые Александра Фёдоровна надевала, когда навещала Вику. Второе она, скорее всего, купила ещё до болезни. А первое… Наверное, просто хотела, чтобы её запомнили красивой, а не изнурённой болезнью…