Влад переживал смерть матери тяжело. Лана замечала это по мелким деталям в его поведении. Он то гипнотизировал проклятый план действий, то смотрел на часы и никак не мог определить время. Порой он даже ложку держал неправильно и часто блуждал взглядом по стенам, будто ждал, что в одной из них образуется дверь, и оттуда выйдет его мать. Живая и здоровая.
Первые два дня Лана только и делала, что спрашивала себя, что бы было с ней, если бы скончалась её мать. И в голову приходил лишь один ответ. Рыдала. Рыдала бы не переставая. Терять родителей тяжело в любом возрасте. Поэтому она не понимала, как Влад держится? Как не теряет самообладание? За долгие годы брака Лана повидала мужа всяким: и пьяным, и злым, и растерянным, даже стоящим на коленях – любым, но только не плачущим. Не плакал он и сейчас. И Лане было жаль, что он держит эту боль в себе и не даёт выплеснуться.
На три дня он взял отгулы. Все на работе знали, что он хоронит мать, но продолжали названивать. Без него на фирме снова всё встало. А у него хватало сил им отвечать. На утро третьего дня Лана не выдержала и вырвала из его рук трубку. Звонил какой-то менеджер с писклявым голосом.
– У Вас совесть есть? – взорвалась она. – Есть? Вы не понимаете, что у Вашего незаменимого Владислава Сергеевича мать умерла? А Вы звоните и звоните, у Вас там хоть кто-то, кроме него, работает? Вы вообще ничего сами решить не можете. Оставьте его в покое хотя бы на день.
Ответить что-либо менеджер не сумел. От такого натиска он растерялся и повесил трубку. Лана положила телефон на стол, но Влад тут же набрал менеджеру сам и проинструктировал ровным и спокойным голосом.
Телефонный разговор, однако, закончился быстро, и остаток дня Влада больше никто не трогал.
***
– Хорошо, хоть она вас не намучила, – шепнула Юлька, погладив Облонскую по плечу. – Ушла тихо, без фейерверков, истерик и капризов.
– Да, хорошо… – протянула Лана. Юлька знала, о чём говорит. Когда-то она сильно настрадалась из-за своей свекрови. Та родила Максима поздно, почти в сорок. В семьдесят четыре её ударил инсульт. Женщину парализовало. Долгие пятнадцать месяцев Юлька и Макс ходили за ней, как за ребёнком. Кормили с ложки, переворачивали, мыли, возились с пелёнками и памперсами. Сначала ездили к ней домой, потом забрали к себе. Это было страшное время. За несколько недель до смерти у Нины Евгеньевны вконец испортился характер. Всю жизнь тихая и спокойная, точно удав, она начала громко ругаться матом и кричать, что родной сын хочет её отравить. Один раз каким-то образом вызвала полицию. Юлька с Максимом тогда тоже едва не развелись. – Да, хорошо, – вспомнив всё это, согласилась Лана и посмотрела в толпу.
Прощание с Александрой Фёдоровной проходило в специальном помещении неподалёку от морга на Бульваре Гагарина. Лана самолично написала некролог и опубликовала его на своей странице «Вконтакте». Со страницей Влада она проделала то же самое, поэтому народа в зале было видимо-невидимо.
Высказаться хотели многие – Лана к гробу не подходила. «У меня ещё будет время. На кладбище и в церкви», – убеждала себя она и внимательно наблюдала за мужем. Прощающиеся подлетали к нему, жали руку и говорили слова утешения. Влад, будто робот, жал их руки в ответ и благодарил. На большее его не хватало. Многих он вообще не узнавал, но всё равно кивал и приглашал на поминки. Через сорок минут в зале стало настолько душно, что Лана решила выйти на улицу. Юлька уже убежала на «репу». Надежда Константиновна, Николай Львович и Валя должны были подъехать в церковь, и Лана думала, где встать, чтобы не видеть сестру.
На улице с утра подморозило. Снега не было, но лужи и грязь застыли. До начала календарной зимы оставались считанные дни. Особенно мерзлявые переоделись в пуховики и обмотались шарфами. Вслед за Ланой вышли ещё три женщины. Первые две, чтобы покурить, а последней, видимо, тоже не хватило воздуха. Едва оказавшись на улице, она стянула шапку и принялась обмахиваться ладонями. Русые волосы рассыпались по плечам, худые щёки на морозе быстро раскраснелись. Лана узнала её не сразу, но узнала. Влад был прав:она изменилась. В лучшую сторону. Годы пошли ей на пользу. Черты лица сделались мягче, кожа – чище, ресницы – гуще. Да, она определенно похорошела, стала женственнее и интереснее. Вроде без единого грамма косметики и в простом чёрном пуховике, а что-то в ней есть. В мимике, во взгляде и даже в том, как держит спину и голову.
– Здравствуй, Арина. – Накинув на волосы капюшон, Лана подошла к ней первой.
– Здравствуй, Лана. Давно не виделись.
Несколько минут они молчали и разглядывали друг друга, будто бойцы на ринге. Лана была одета в норковую шубу, шерстяной свитер и болоньевые брюки, но всё равно чувствовала дрожь. Её колотило так, будто на улице было минус тридцать.
– Не думала, что ты знала Александру Фёдоровну, – произнесла она и услышала в своём голосе упрёк.
Арина чуть повела плечом.
– Мы жили в Чусовом* по соседству. Она работала в районной поликлинике и лечила меня с Игорем от пневмонии. Хорошая женщина. Жаль её. Шестьдесят лет – это не возраст.
– Игорь – это, кажется, твой старший брат?
Арина кивнула. Лана помнила Игоря. В годы юности на сестру он был похож мало. Высокий, красивый, статный.
– Сейчас Игорь в Москве. Приехать не смог, но передавал Владу соболезнования. Я ему сказала, однако, думаю, он не понял. Он сейчас в таком состоянии. Ты ему потом ещё раз скажи. Просто они с Игорем лет пятнадцать дружили.
«Дружили… Вот, кажется, и открылась тайна тысячелетия, – подумала Лана. – она была сестрой его друга детства, да ещё и соседкой по совместительству».
– Ладно, пойду я. Всего тебе хорошего, – Твёрдой походкой Арина направилась вперёд и помахала кому-то рукой. Этим кем-то оказалась пожилая женщина с коляской, в которой сидел крепкий мальчик в синем комбинезоне.
Завидев Арину, он улыбнулся и захлопал в ладоши. Она подхватила его на руки и подняла высоко-высоко над головой. Оба смеялись, крепыш успевал что-то лепетать. И Лана осознала, что сделало Арину такой красивой.Счастье. Счастливых женщин всегда видно. Они выделяются из толпы. Лана помнила, что у Арины двое детей. Дочь Машенька и сын Илюшка. Настоящий богатырь. Сейчас ему было около десяти месяцев. Сероглазый, как Коля из самолета. И Лана опять поймала себя на мысли о детях. Какому дьяволу ей нужно продать душу, чтобы получить такого же вот Илью?
– А мы уже в магазин сходили и на молочную кухню, – рассказывала женщина Арине. Та кивала и смотрела на ребёнка счастливыми глазами. Она любила своего сына.Всем сердцем. Это бы только слепой не заметил. Валя ни на одного из своих детейтаких взглядовне бросала.
Обычно, когда Лана видела мать с ребёнком, в ней просыпалась зависть, а вслед за завистью ненависть. Ей так миловаться с грудничком не доводилось, а потому она злилась и искала к чему придраться. К Арине придраться было невозможно. Арина держала в руках своего сына, и ей было плевать на весь мир. Идеальная мать, и Лане хотелось стать такой же идеальной матерью.
– Арина, – позвала она. Её бывшая соседка по общежитию оглянулась и от удивления широко раскрыла глаза. Должно быть, она уже успела забыть и о прощании, и о Владе. – Прости меня. Прости за то, что я тогда сделала.
С Арининого лица разом сошла вся краска, а вместе с ней и улыбка. Она усадила сына в коляску, поплотнее прижав к его ушам капюшон, и растерянно показала рукой на узкую дорогу в парк.
– Вы идите медленно. Я догоню.
Женщина, вероятно, её мать, нахмурилась, но коляску всё же покатила. Не теряя времени, Арина вернулась к Лане. Хмыкнув, та выплеснула всё, что долгие годы держала на сердце: