– Мне не надо было к вам тогда лезть. Может, вы бы и сейчас жили.
Арина пнула носком ботинка коричневый лист осины, лежащий на асфальте.
– Вряд ли бы мы сейчас жили. Я на него, как на Бога, смотрела. С обожанием. Стояла рядом на цыпочках. Даже если бы он на мне женился, мы бы быстро разбежались. Ты ему больше подходишь. Правда. А я с Матвеем своё счастье нашла.
Настала очередь пинать опавший лист Лане.
– Всё равно прости. Прости за то, через что я заставила тебя пройти.
Арина пожала плечами.
– Столько воды за эти годы утекло. Я уже давно вас простила. Может, даже и не осознавая этого. Сначала, конечно, ненавидела сильно, а потом… – она тяжело вздохнула и посмотрела на Лану. – Чего уж теперь?.. Живите с миром, и я тоже буду жить с миром.
На последнем слове Арина повернулась и почти бегом бросилась к сыну. Лана провожала её взглядом. Теперь она понимала: не всё так очевидно, как кажется. Иногда надо простить, хотя бы для того, чтобы двигаться дальше. Простить ради себя. Но это не значит, что дома у Арины не стоит комнатный цветок, за которым она ухаживает сильнее, чем за остальными. Абортницы или женщины, чья беременность закончилась выкидышем часто так делают, а на дно горшка, где растёт цветок, прячут тест с двумя полосками или результаты УЗИ. Иоланта знала об этом, потому что сама ухаживала за десятью комнатными растениями с секретом. Десять горшков – десять её выкидышей, почти футбольная команда.
– Арина, – крикнула она. Ей вдруг стало это невыносимо важно. – Какой был срок?
– Шесть-семь недель, – донёс ветер. Другого ответа Лана и не ждала.
Ни одна из её беременностей не длилась больше семи недель. Вот она карма. В чистом виде.
***
Влад сидел на кухне и пил чай, точнее гольную заварку. Он вылил всё, что было в чайнике, и не стал разбавлять водой. Александру Фёдоровну похоронили за считанные минуты, на поминках тоже долго не рассиживались, а после Влад сразу укатил на работу. Его вызвали из-за очередного коллапса. Вернулся домой он без четверти десять и принялся заливать горе чифиром, будто зек со стажем.
«Ладно, хоть не водка и не коньяк», – думала Лана, прислонившись плечом к дверному косяку. Влад смотрел сквозь неё, пил крупными глотками коричневую жижу и старательно размешивал металлической ложкой сахар, которого на самом деле и в кружке-то не было.
– Давай я сварю тебе кофе.
Он отрешённо покачал головой.
– Тогда, может, чего покрепче налить?
– Нет, с алкоголем я завязал. Совсем. Позапрошлая пьянка стоила мне слишком дорого.
Лана вздохнула.
– Хочешь, поговорим?
Проведя рукой по волосам, он снова покачал головой.
– Я хочу побыть один.
Она послушалась и ушла, но вскоре вернулась. Вернулась с ног до головы упакованная в кигуруми. Увидев ярко-розовую пижаму, он чуть улыбнулся и протянул руку. Как в первые года брака, Лана забралась к нему на колени и обняла за шею.
– Хватит пить одну заварку, а то завтра будет болеть желудок. Ты три дня ничего не ел.
Он уткнулся ей в плечо и потёрся о мягкую ткань носом.
– Пятачок, ты мой Пятачок! Одна ты у меня осталась.
Влад не преувеличивал. Его отец умер четверть века назад, а братьев и сестёр у него никогда не было. Лана промолчала. Она кропотливо подбирала характеристику уходящему году. Две тысячи восемнадцатый выдался паршивым. Донельзя. Вроде бы и не високосный, а столько бед принёс, что закачаешься. Поскорее бы уже закончился! Не, провожать шампанским она его точно не станет.
– Хорошая, моя! Добрая. Я тебе столько боли принёс, а ты всё равно со мной.
Лана погладила мужа по голове. Он прижался лбом к её ключице.
– У нас уже все сроки закончились, да? Я про усыновление. Нужно снова эту школу посещать?
– Не помню. Завтра позвоню и уточню.
– Спасибо. – Он поднял голову. Глаза у него были больные и уставшие. – Спасибо, что осталась со мной. Не знаю, как бы я жил, если бы ты не верн…
Она впилась в его рот своими губами, не позволяя закончить. Ловкие пальцы принялись расстёгивать пуговицы на его рубашке. Кигуруми полетел на пол. Под ним не было ничего. А дальше она почувствовала обнажённой спиной гладкий холод покрывала. Того самого, что лежало на кровати в их спальне. Горячие поцелуи Влада запорхали по её коже, как бабочки.
***
Он спал рядом на своей половине в позе эмбриона и абсолютно голый. Из-за открытого окна в спальне было прохладно. Часы показывали без десяти одиннадцать. Укутав Влада одеялом, Лана потянулась за смартфоном. Она решила не ждать завтрашнего утра. Лидия Ивановна Пирогова рано никогда не ложилась и всегда держала телефон под рукой. На случай, если позвонит какая-нибудь чересчур тревожная беременяшка. Лана не была беременяшкой, но по уровню тревожности могла переплюнуть многих, поэтому отправила ей сообщение в вайбере:
«У Вас завтра есть свободное время? Я хочу сделать ещё один перенос».
____________________________
* Город расположен на западном склоне Среднего Урала, в ста сорока километрах от Перми, в месте слияния рек Усьвы и Вильвы в реку Чусовая.
Глава 28
– ХГЧ в триста единиц на одиннадцатый день – это шикарный показатель! Поздравляю, Лана, Вы беременны!
Лидия Ивановна удовлетворённо кивнула. Её орехового цвета глаза сияли, как сто тысяч солнц. В лице Иоланты Облонской не дрогнул ни один мускул.
– Вы знали, да? – с прищуром спросила Лидия Ивановна.
– Знала, – тихо ответила Лана.
– Всё-таки сделали тест? Или сбегали в лабораторию и сдали анализ на ХГЧ?
– Нет, – Лана покачала головой и посмотрела на длинные ряды ярких папок с медицинскими картами, которые хранились в шкафу за спиной Лидии Ивановны. – Я всегда знаю, когда получилось, а когда нет.
Последнее утверждение Лидия Ивановна комментировать никак не стала. На этот счёт у неё была своя теория, но с кем бы то ни было она делиться ей не хотела. Главное – получилось. Эмбрион прижился. ХГЧ выше всяких похвал, а дальше надо наблюдать. Лидия Ивановна с трудом удерживалась от радостного потирания ладонями. Нет, сегодня определённо хороший день. Третья пациентка, и третий положительный результат. Хоть бы такая тенденция до вечера сохранилась, а то надоело уже кислые физиономии созерцать. Вусмерть!
– Улыбнитесь, Лана! Улыбнитесь же, Вы беременны! Вы так этого ждали, поэтому больше позитива.
Лидия Ивановна взглянула на Облонскую с лёгким укором. Ну вот что опять не так? Лана смущённо пожала плечами.
– Я не первый раз беременна и не второй. Если доношу хотя бы до восьмой недели, тогда буду радоваться. Тогда я устрою настоящий праздник, а пока… – Она посмотрела Лидии Ивановне в глаза, и от этого взгляда Пироговой стало не по себе. – Пока мне страшно. Я боюсь, что всё опять сорвётся.
Лидия Ивановна нервно зашелестела картой.
– Какая, говорите, у Вас подсадка? Седьмая?
– Тринадцатая.
Пирогова так крепко сжала губы, что рот у неё пропал напрочь. Это ж надо было так опростоволоситься! Слишком много она работает в последнее время. Слишком много!
– Ну, ничего, Лана. Ничего! Очень многое зависит от Вашего настроя. Поэтому думать о плохом я Вам запрещаю. Больше ходите пешком, налегайте на фрукты и овощи и прислушивайтесь к себе. А если беспокоитесь, сделайте что-нибудь хорошее.
Лана печально усмехнулась.
– Например?
– Спасите чью-нибудь жизнь.
– Котёнка с улицы взять?
Лидия Ивановна улыбнулась и захлопнула карту. Это значило, что приём на сегодня окончен.
– Хотя бы.
Иоланта встала, подняла с пола чёрную сумку, поправила длинную юбку и вышла. Дальше ей предстояли самые тяжёлые пять недель. Минимум пять недель, за которые всё решится.
А в это время на улице с городом неторопливо прощался январь. Прошлой ночью ударил мороз – снег под ногами похрустывал. В небе светило яркое солнце, туч не было. Лана шла до дома пешком. Испуганная, но окрылённая.