Вы уже видели, что партия, образованная при дворе герцогом де Бофором, состояла всего лишь из четырех или пяти меланхоликов 8, которых можно было заподозрить в сумасбродных планах; впечатление это и впрямь напугало кардинала Мазарини, а может быть, дало повод притвориться, будто он напуган. Полагать можно было и то и другое, несомненно лишь одно: Ла Ривьер, пользовавшийся уже большим влиянием на герцога Орлеанского, сообщая Кардиналу разного рода известия, пытался внушить ему страх, дабы тот заставил Месьё избавиться от Монтрезора, которого Ла Ривьер ненавидел; принц де Конде также приложил все старания, чтобы устрашить Кардинала из опасения, как бы герцог Энгиенский, нынешний принц де Конде, не вздумал искать поединка с г-ном де Бофором, как это едва не случилось во время ссоры герцогинь де Лонгвиль и де Монбазон. Орлеанский дворец и Отель Конде, объединенные общими интересами, в мгновение ока обратили в посмешище спесь, заслужившую друзьям герцога де Бофора прозвище «Кичливых»; в то же время они очень ловко воспользовались многозначительностью, какую герцог де Бофор, как это свойственно тем, в ком тщеславие превосходит ум, при всяком случае старался придать любому вздору. Заговорщики кстати и некстати держали совет, назначали бесполезные встречи, даже выезды на охоту окружали таинственностью. Кончилось дело тем, что их арестовал в Лувре капитан личной гвардии Королевы Гито. «Кичливые» были изгнаны кто куда, и по всему королевству было объявлено, что они умышляли на жизнь Кардинала
9. Я никогда не придавал этому веры, ибо против них не нашлось ни свидетелей, ни доказательств, хотя большую часть тех, кто состоял на службе рода Вандомов 10, долгое время продержали в заточении. Воморен и Гансевиль, с которыми я сотни раз беседовал об этом предмете во времена Фронды, клялись мне, что это злейшая ложь. Первый был капитаном личной гвардии герцога де Бофора, второй его конюшим. Маркиз де Нанжи, кавалерийский полковник, не помню, какого полка, Наваррского или Пикардийского, ненавидевший Королеву и Кардинала по причине, которую я вам не замедлю изложить, дней за [42] пять или шесть до ареста г-на де Бофора весьма склонялся к тому, чтобы вступить в заговор «Кичливых». Я отговорил его от этой затеи, сказав ему, что влияние моды, столь заметное во многом, ни в чем не сказывается столь сильно, как в отношении королевской милости или опалы. Бывают времена, когда опала подобна огню, очищающему от всех пороков и освещающему все добродетели, но бывают и такие, когда человеку порядочному не пристало ее на себя навлекать. Я убеждал Нанжи, что нынешние времена принадлежат к последнему роду. Я обратил ваше внимание на это обстоятельство, чтобы вы представили себе положение дел сразу после кончины покойного Государя. С этого мне и следовало бы начать, но нить повествования увела меня в сторону.