Итачи моментально ослабил объятия, но так и не отпустил, продолжая прижимать к себе. Его пальцы так сильно сжимали рубашку на моей спине, что та просто трещала по швам, но пока держалась.
— Ты тут ни при чем, — нужно было срочно прекратить терзания нии–сана, а то еще немного, и он такого напридумывает. — Это уже я сам накосячил, пытался управлять собственными эмоциями во внутреннем мире и что–то сломал.
Уж не знаю, удалось ли мне убедить нии–сана в непричастности к моим травмам, по его застывшему лицу ничего не было понятно.
Но как говорится, нет худа без добра, это я к тому, что у приступа были и положительные моменты. Как выяснилось, в то время как мое тело валялось тут полутрупом, сознание обреталось во внутреннем мире, и не просто развлекалось, как обычно, а занималось делом. Сам я этого не помнил, но остальные личности рассказали, что я пытался изобрести летательный аппарат. А так как в своем мире я практически бог, то задача оказалась легковыполнимой. Ну не совсем уж легко, потрудиться пришлось всему научному отделу, зато и проектов выдали целых десять штук. Правда, виртуальные испытания прошел только один, а такие безумные идеи, как ковер–самолет и летучий корабль сошли с дистанции еще на старте.
Так что теперь у меня появилась еще одна классная техника, осталось только проверить ее в реальности. Причем, даже странно, как я не придумал ее раньше, ведь моя огненная чакра идеально для нее подходит. В результате у меня получился глайдер, по очертаниям напоминающий летучую мышь с размахом крыльев в полтора метра. Двигался он на реактивной тяге, плюс какой–то умник из института додумался встроить в него оружие, стреляющее огненной или электрической чакрой, сжатой до размеров пули.
После моего приступа нии–сан некоторое время пытался изображать курицу–наседку, наверное, заметь он хоть признак слабости, с ложечки бы меня кормить начал, но к счастью, я быстро восстановился. Я хотел в тот же день опробовать глайдер на тренировке, но Итачи наотрез отказался. Пришлось ждать до завтра. На первой же тренировке выяснилось, что для нии–сана мое нахождение в воздухе совершенно не создает препятствий. Он ухитрялся сбивать меня с любого расстояния. Впрочем, я еще сам толком не мог управлять собственной техникой и не знал всех ее свойств, так что попасть в меня сюрикенами было не трудно.
А через несколько дней Итачи получил задание вместе с Кисаме и Сасори отправиться за Дейдарой. Меня прихватили в качестве бесплатного приложения. Итачи весьма серьезно отнесся к своему обещанию больше никогда меня не оставлять и, кажется, твердо вознамерился всюду таскать за собой.
До нужного места добрались почти в полном молчании, спутники попались неразговорчивые, а нам с Итачи было достаточно обменяться взглядами, чтобы поговорить в гендзюцу. Хотя нии–сан вообще больше предпочитает молчать, так что «общался» в основном я.
Итачи легко победил Дейдару с помощью гендзюцу. Если честно, я вообще не понимаю, на что тот рассчитывал, не имея даже простейшей защиты от иллюзий. Тут можно было и без шарингана справиться. И еще мне совсем не понравилось, каким взглядом он смотрел на нии–сана. Так восторженно на него пялиться имею право только я! Зато потом блондин разразился напыщенной пафосной речью о своем искусстве. Видел я эти его фигурные бомбочки. Если это и искусство, то явный авангардизм, который в этом мире не прижился.
Всю обратную дорогу Дейдара не затыкался ни на минуту, продолжая вдохновенно рассказывать о своем своеобразном искусстве. Через двадцать минут непрекращающегося трепа мне захотелось собственными руками придушить этого блондинистого идиота. Не зря он так похож на Ино Яманаку, девчонкой ему надо было родиться, тогда содержание бы больше соответствовало внешности. А вообще внешне он ничего так, как раз во вкусе прошлой меня — голубоглазый блондин. Рот заткнуть, и будет вообще красота. Правда, сейчас ему всего лет шестнадцать. Тоже мне, серьезная террористическая организация — понабрали малолеток или фриков, и глаз положить не на кого. А еще хотят мир захватить!
Я поспешил затолкать поглубже в подсознание мою не вовремя высунувшуюся женскую ипостась и постарался думать о чем–нибудь нейтральном. Десять минут спустя я уже мечтал о том, чтобы отключить себе слух, но при передвижении по условно вражеской территории это было не слишком разумно.
Еще пять минут спустя не выдержал Сасори. Но вместо того, чтобы хоть что–нибудь сделать с блондинистой проблемой, которая скоро должна была стать его напарником, он начал рассказывать о своей точке зрения на искусство, которое должно быть вечно, как его марионетки. Дейдара принялся яростно спорить. Кажется, эти двое нашли друг друга. Полчаса спустя я уже был готов сразиться с обоими Акацуки, лишь бы они просто замолчали. Кисаме несколько раз попытался их заткнуть, но эти двое его просто проигнорировали. Итачи же все еще каким–то образом ухитрялся сохранять равнодушное выражение лица, думается, он наложил на себя гендзюцу, превращающее пафосный бред «художников» в журчание воды или, например, шелест листьев.
— Аааргх! А ну заткнулись оба! Сейчас я сам покажу вам, что такое искусство!!! — у меня просто сдали нервы.
До этого я всю дорогу вполне достоверно копировал покерфейс нии–сана, и сейчас такой взрыв эмоций слегка удивил плохо знакомых со мной Дейдару и Сасори. Я создал глайдер и поднялся на нем вверх и уже в воздухе призвал десять клонов. В тот момент мы как раз двигались по равнине, вдоль довольно невысокого скального хребта, и решение совместить «взрыв» и «произведение на века» пришло в голову само собой. Я устремился к одной, почти отвесной скале, а клоны рассредоточились вокруг меня. Одновременно сложив печати, мы начали быстро выплевывать сжатые до предела сгустки пламени, которые при ударе о камень взрывались. Шаринган, даже неактивированный, помогал идеально рассчитывать мощность огненных бомбочек и место, в которое они должны были врезаться. Закончив работу, я отозвал клонов и вернулся к застывшим внизу Акацукам. В это время пыль осела, и всем стал виден высеченный взрывами в скале двадцатиметровый портрет Итачи, сидящего на троноподобном кресле в своей любимой пафосной позе.
И наконец, я добавил последний штрих — создал иллюзию горящего пламени в зрачках изображения, отразив гендзюцу от камня и направив ее на смотрящих. Создавалось полное ощущение, что глаза картины ожили и следят за присутствующими. Несколько минут стояла полнейшая тишина. Если честно, я и сам впечатлился, даже не ожидал, что получится так круто.
— Это… это и есть истинная сила шарингана? — наконец произнес Дейдара.
— Нет, это сила таланта, — ядовито ответил я, поворачиваясь к блондину и демонстрируя темную радужку. — Все это время шаринган не был активизирован.
— А по–моему, это сила братского комплекса, — вставил Кисаме и расхохотался.
— Тц. Кисаме–семпай, вам просто завидно. И вообще, не подозревал, что вы знаете такие умные слова. Неужели вы и читать умеете?
— Ах ты, мелкий паршивец, — Самехада опустилась на то место, где я был мгновение назад.
— Сколько экспрессии, семпай! — я поднялся на глайдере повыше, выходя за радиус атаки мечника. — Я всегда знал, что вы ко мне неравнодушны.
— Однажды я тебя прикончу, — мрачно пообещал Кисаме.
— Рука не поднимется, — ухмыльнулся я.
— А ты спустись, и проверим.
— Как говорит нии–сан, в следующий раз.
Я решил, что сейчас самое время устроить глайдеру полевые испытания. До этого я проверял его только на подземном полигоне, а тот хоть и большой, но особенно размахнуться негде. Отлетев подальше, начал проверять максимальную скорость, до которой могу разогнаться, и максимальную высоту. Выяснилось, что глаза очень страдают от встречного ветра, поэтому пришлось создать очки вроде тех, что были у Обито, но черного цвета. На большой скорости встречный поток ветра пытался сорвать меня с глайдера, непрозрачно намекая, что аэродинамические свойства у моего тела явно отрицательные. Снизив скорость, я начал выделывать всякие трюки вроде штопоров и вращений, все, что только мог придумать. Это было настолько здорово, что оставалось лишь недоумевать, почему раньше не додумался до такого развлечения. Мои радостные вопли, наверное, разносились на километры вокруг. Через пару часов, налетавшись до посинения, я отправился вдогонку ушедшим вперед Акацуки, но по дороге сделал крюк, чтобы еще раз полюбоваться на портрет Итачи. Интересно, этому месту дадут какое–нибудь название? И что подумают в Конохе, узнав, что кто–то создал памятник нукенину, вырезавшему собственный клан?