Наташка, проходя мимо дерева, на которое назначили меня, Лену и еще одну девочку, – кажется, ее звали Вика, – приостановилась и провела по его стволу пальцем. Потом подошла ко мне и вполголоса сообщила:
– У меня отец так козявки за ковер прятал. Мама как-то отогнула угол ковра – а он весь в козявках! – Наташка подмигнула мне, широко улыбнулась, показав выступающие вперед крупные зубы, и отошла к Косте и Денису – скромному мальчишке младше нас на год или два – сыну одной из вожатых.
Я продолжала собирать сливы, что называется – на автомате, стараясь не обращать внимания на пекло, на липкие руки. От неожиданного тычка в спину я вздрогнула, оглянулась – рядом никого не было. По правую руку от меня, пыхтя, тянулась к сливам над самой ее головой Лена. Легкий ветерок – редкий гость в этих краях – донес до меня кислый запах ее пота. Лена была в белой футболке, под мышками темнели сырые пятна.
Я отодвинулась влево. Не то чтобы я была брезгливой, но в условиях непрерывно пекущего солнца и ветра, приносящего не свежесть, а все тот же горячий воздух, дополнительные тяготы в виде неприятного запаха были для меня непосильной ношей.
– Ай! – вскрикнула Вика – симпатичная девочка с мелкими кудряшками светлых волос. Она с подозрением посмотрела на меня, вздернув острый носик и потирая рукой спину. Видимо, прочитав на моем лице недоумение, сообразила, что угроза исходит не от меня, и мы с ней одновременно завертели головами.
Все было как прежде. Как обычно. Все выполняли свои трудовые обязанности, навязанные нам уставом трудового лагеря. Но – с соизволения наших родителей. Ведь это именно они посчитали величайшим удобством для себя и благом для нас отправить нас сюда с воспитательными целями – организации нашего досуга во время летних каникул. Иными словами, родители, остерегаясь, что мы разленимся к первому сентября, ввели в наш привычный распорядок дня не просто режим, а режим с элементами трудовой повинности.
С соседнего сливового дерева фрукты хмуро и дотошно – так же, как Лена, – собирали другие девчонки. Я даже в какой-то момент позавидовала их целеустремленности и преданности своему делу. Они работали слаженно, словно повинуясь какой-то единой внутренней команде: на счет раз поднимали руку, на два – срывали сливы с веток, на три – опускали их в корзинки.
Я оглянулась на Вику, ожидая увидеть в ее глазах понимание и сопереживание соседней группе. А может быть, даже и восхищение их работой, но Вика недовольно рассматривала темно-синий, смазанный отпечаток на спине, по-кошачьи изогнувшись. Я, последовав ее примеру, изогнулась, насколько могла, стараясь увидеть собственную спину: и на моей футболке, ближе к талии, обнаружила похожий след.
– Дрянь, – отчетливо сказала Лена, я вздрогнула, обернулась на нее. Но ее слова не относились ко мне, она прищуренно смотрела совсем в другую сторону. Я проследила за направлением ее озлобленного взгляда: там, куда она смотрела, корчились от смеха Наташка с ребятами – это именно они обстреляли нас сливами. Заметив наши взгляды, они подавили смех, хоть и не особо старательно, и занялись прерванным сбором слив.
До обеда мы работали, все послеобеденное время, вплоть до самого вечера, принадлежало только нам. Вожатые в лагере не отличались изобретательностью. Самое большее, на что их хватало, – это на то, чтобы следить за нашей дисциплиной во время сбора урожая, да и это они проделывали спустя рукава. Так что с обеда до самого вечера мальчики играли в футбол, девочки флиртовали с мальчиками, а вожатые… бог его знает, чем они вообще занимались, эти наши вожатые.
Не кривя душой, скажу за большинство из нас: нам осточертел этот лагерь с первых же дней. И дело не в том, что мы были предоставлены большую часть времени самим себе, что нас, скажем так, не развлекали мероприятиями, играми и конкурсами, как это вообще-то принято в детских лагерях. Проблема в том, что всем нам было по двенадцать-тринадцать лет, мы уже разучились играть в игрушки, нас притягивали взрослые игры.
Но, как и во взрослой жизни, главные роли в этих играх доставались либо красивым и смелым, либо подлым и хитрым, – как вам будет угодно, – остальные игроки вынуждены были проигрывать, оставаться безвольными зрителями на скамейках для запасных, а иногда и вообще – всего лишь болельщиками.
В этот день моей скамейкой был трухлявый пень на границе между футбольным полем и сливовым садом. В Краснодарском крае после обеда солнце печет нещадно, сами понимаете, и, разумеется, нам еще по приезде была выдана инструкция не расставаться с головными уборами, но кого это волновало? Уж точно не меня – щуплую веснушчатую скромнягу. Единственным средством для меня привлечь к себе хоть чей-то взгляд было распустить густые длинные волосы. Поэтому я сидела без кепки, каждую следующую минуту все более рискуя раскиснуть от солнца, как опавшая на землю переспелая слива.