Но нельзя смотреть на Роуэна и не придыхать. Пьяной или нет.
— Не желаешь бокал вина? — я кивнула на бутылку, которую только что открыла. — Хотя ты не совсем похож на парня, который пьет вино, — я прищурилась на него. — У меня есть множество напитков… Я могу приготовить коктейль на скорую руку. К сожалению, у меня нет пива. И ты больше похож на любителя пива, чем на любителя вина… или коктейлей.
Да, Роуэн точно любитель пива. Он мог бы стать лицом любой пивной компании. Грубый мужчина. С таким взглядом, будто он знает, как отлизывать девушке.
Блять.
Почему я думаю о том, как Роуэн делает куни?
Роуэн не ответил. Вместо этого он подошел к застекленному шкафу — тому, из-за которого у меня был синяк под глазом, — достал стакан — правильный, это важно отметить, — затем вернулся ко мне.
Я затаила дыхание, когда он приблизился, все мое тело напряглось. Его глаза были устремлены на меня, полные обещаний, которых не должно быть. На секунду, очень долгую, у меня мелькнула безумная мысль, что он собирается меня поцеловать.
Но, конечно, он этого не сделал. Он протиснулся мимо меня и взял бутылку вина, которую я открыла.
Он держал бутылку, изучая этикетку.
— Его нужно сцеживать, — заметил он, подняв глаза на меня. — Хороший раритет.
Я быстро заморгала.
— Очень хороший, — согласилась я, ошеломленная тем, что этот суровый, мужественный мужчина знал, какой бокал использовать для какого вина, и распознал хороший винтаж.
Я сохранила эту информацию подальше, сжимая ее внутри.
Его взгляд задержался на моем, прежде чем он налил напиток. Момент был невероятно сюрреалистичным. Роуэн здесь, наливает себе немного вина, как будто это естественно. Как будто он делал это каждую ночь.
Я сделала большой глоток, хотя, вероятно, это не самое умное решение, учитывая мое состояние, близкое к опьянению.
— Могу я предложить что-нибудь поесть? — спросила я, понимая, что проголодалась. — Предполагаю, что со всем этим возвращением в начало 19 века и изгнанием человека из города у тебя, вероятно, разыгрался аппетит, — я с гордостью могу сказать, что теперь в моем тоне появилась нотка язвительности.
Роуэн ни в малейшей степени не ощетинился на мой тон. На самом деле, он улыбнулся. Это было нервирующе. Не только потому, что он демонстрировал белые, ровные зубы, а сама улыбка была действительно горячей. Меня поразило, что за последние несколько минут он улыбался больше, чем за все время, что я его видела.
Конечно, ведь он просто быстро забегал за кофе и выпечкой. Может быть, он улыбался весь день, каждый день, когда его не было рядом со мной. Но я так не думаю. Он не производил впечатления жизнерадостного парня. Некоторые люди называли его ворчуном. Не в плохом смысле. А в сексуальном.
Сварливые мужчины почему-то чаще всего считались задумчивыми, опасными или загадочными.
Сварливых женщин чаще всего считали стервами.
— У меня разыгрался аппетит, — ответил он. — Но я буду рад просто заказать пиццу. Не хочу, чтобы ты ухаживала за мной. Не после рабочего дня.
Эта фраза согрела меня. Ни один мужчина, с которым я была, никогда не задумывался о том, как я провела свой день. Они, конечно, не думали, что открывать пекарню, делать ремонт дома и работать в две смены, — дико сложно.
Я поняла, что у меня ужасный вкус на мужчин.
— Только не пиццу, — выдохнула я.
Ухмылка вернулась. Я решила, что мне нравится эта ухмылка. Я решила, что хочу заказать картину маслом, на которой будет изображена эта ухмылка, чтобы увековечить ее.
— Я сказал заказать пиццу, а не запечь Мэгги, — усмехнулся он.
Я в ужасе посмотрела на собаку, которая мирно храпела на коврике.
— Это ужасный пример.
— Ну, выражение твоего лица, когда я сказал, что хочу заказать пиццу, было такое, словно я предложил поесть собаку, — сказал он вежливо.
— Возможно, я избавилась почти от всех странных и ужасных привычек своего детства, — объяснила я. — Я не экономлю и не пользуюсь купонами, я зажигаю свечи для настроения, а не потому, что у меня нет другого выбора, — я кивнула на свой камин. — Это для декора, а не потому, что здесь нет отопления. И я покупаю подушки за двести долларов. Но по какой-то причине я не могу заставить себя заказывать готовую еду. Не тогда, когда в кладовой и в холодильнике есть продукты. Целая куча всего.
Я не собиралась говорить всего этого. Я намеревалась просто сказать ему, что единственная пиццерия, скорее всего, уже закрыта. Или что Джордж, водитель доставки, вероятно, уже накурился и не поедет сюда.
Но нет, я выплеснула на него целую кучу личных, смущающих подробностей о своем прошлом.
В результате Роуэн больше не улыбался.
Дерьмо.
Черты его лица были напряженными, глаза горели серьезностью, рот сжат в тонкую линию.
Прежде чем он смог что-то сказать или посмотреть на меня с какой-то жалостью, я протопала на кухню, поставив свой стакан на столешницу, чтобы открыть холодильник и просмотреть.
Он был огромным и безукоризненно организованным. Там были ряды различных безалкогольных напитков и газированной воды в стеклянных бутылках, упорядоченных по размеру. Стеклянные банки с домашними заправками стояли в дверях вместе с домашним ореховым молоком. У меня было три разных вида сливочного масла: соленое, несоленое и масло «Шаранта-Пуату», из Франции.
Если бы вы заглянули в мой холодильник, то подумали бы, что я чокнутая перфекционистка. И это верно.
— Жаренный сыр, — решила я, хватая три вида сыра, майонез и сливочное масло.
Роуэн пришел на кухню. Но не для того, чтобы взгромоздиться на один из барных стульев, как это было нормой для любого посетителя в моем доме. Я готовила, раскладывала сырные тарелки, а гости смотрели. Удобный ритм, который мне нравился. Мне нравилось, когда люди приходили в мой дом, а я заботилась о них и кормила.
Но Роуэн не следовал ритму, который я установила на этой кухне. Конечно, еще бы.
Роуэн оказался позади, когда я закрывала дверцу холодильника. Так близко, что мое тело коснулось его, прежде чем я поняла, что происходит. И прежде чем я смогла остановить себя, я громко вдохнула, наслаждаясь его чистым, мужским ароматом.
Потом я поняла, что только что обнюхала этого человека, и отпрыгнула назад, раскладывая ингредиенты на прилавке, прежде чем отступить, чтобы взять разделочную доску и немного свежего хлеба из кладовой.
Моя рука дрожала.
Роуэн все еще был там, когда я обернулась.
— Сядь туда, — я указала на розовый барный стул.
Роуэн даже не посмотрел. Он продолжал смотреть на меня.
— Почему я должен сидеть там? — спросил он ровным тоном. Глубоко.
Я сглотнула, борясь одновременно с возбуждением и дискомфортом.
— Потому что это моя кухня, и я не могу допустить, чтобы на ней был мужчина.
Он приподнял бровь.
— Не очень равноправно.
Я подавила стон. Этот мужчина приводил в бешенство.
— Ты внезапно появился в моей жизни, требуешь остаться на ночь, да еще и на кухне командовать? — потребовала я, складывая руки на груди.
Он ответил не сразу. Нет, он просто продолжал смотреть на меня. Никто не смотрит на людей так долго, не говоря ни слова. Нет, если только они не хотят сорвать одежду.
И Роуэн не будет срывать с меня одежду.
Да?
Капельки пота выступили у меня между грудей.
Нет, такой мужчина, как Роуэн, не захочет срывать с меня одежду, у меня грудь потеет всякий раз, когда я нервничаю. Хотя, скорее, я была в ужасе. Но хороший вид ужаса. Например, когда ты катишься на американских горках, но знаешь, что надежно закреплена.
Но был крошечный процент вероятности, что тебя неправильно пристегнули, и ты разобьешься насмерть. Но это часть веселья, не так ли? Выйти с аттракциона и почувствовать себя так, будто ты обманул смерть.