Роуэн знал, что я исцеляюсь на кухне, занимая руки мукой, сахаром, маслом. Друзьями, которые окружали меня по-настоящему как семья.
И он был прав. Хотя это был тяжелый день, он был наполнен едой, друзьями и любовью.
Роуэн не упомянул о своей семье и о том, скучали ли они по нему в День благодарения. Я не спрашивала о них, потому что не была достаточно сильна для этого. Но я знала, что они, скорее всего, скучали по нему. Потому что они походили на людей, которые устраивают большие семейные посиделки. И Роуэн пропустил праздник.
Ради меня.
— Нам не обязательно ехать, — заявил Роуэн в ответ на мое молчание, прижимая меня крепче. — Просто хочу, чтобы ты познакомилась с моей семьей, хочу, чтобы они познакомились с тобой, но если это слишком тяжело…
Он давал мне выбор, чтобы защитить меня, он всегда так легко это делал.
О, как было бы заманчиво принять его предложение. Остаться там, где я в безопасности.
Но я не могла так поступить с ним. С нами. И я хотела большего от Роуэна. Я хотела посмотреть, где он вырос.
— Нет, поедем, — прошептала я.
Мгновение он пристально смотрел на меня.
— Ты уверена?
Я кивнула.
— Да, я уверена.
Мы больше ничего не говорили, просто смотрели на волны, и я эгоистично желала, чтобы этот момент длился вечно. Жить в объятиях Роуэна, с Мэгги у наших ног.
Но в жизни все сложилось по-другому.
— Почему ты это сделал? — спросила я у волн. — Прогнал Нейтана из города, — это был вопрос, который вертелся у меня в голове с тех пор, как это случилось. Тот, который был решительно отодвинут назад из-за всего, через что мне пришлось пройти. Но я поймала себя на том, что отчаянно пытаюсь сосредоточиться на чем-то другом, а не на своей боли.
Роуэн протянул руку и взял меня за подбородок, чтобы я смотрела на него, а не на океан. Меня всегда поражало, насколько он красив, какими выразительными были эти ледяные голубые глаза.
— Потому что из-за него у тебя на коже появился синяк, — ответил он сдавленным от ярости голосом, хотя синяк давно исчез.
Я закатила глаза.
— Да, но ты страшный чувак. Ты мог бы просто пригрозить залить его водой или вырвать ногти, и он бы держался подальше. Этот мужчина одержим своими ногтями и маникюром.
Не то что это плохо, если мужчина делает маникюр. Но я поняла, что мне нравятся мужчины, которые не боятся испачкать руки.
Роуэн провел большим пальцем по моей нижней губе.
— Он попробовал тебя на вкус, — сказал он мне хриплым голосом. — Попробовал твою сладкую киску на вкус, — он выдавил эти слова из себя, когда ярость закипела вокруг него. — Даже такой трус, как он, не оставил бы тебя в покое, если бы знал, что ты находишься в пределах досягаемости. Я не мог этого допустить, Нора.
Я моргнула, услышав ответ.
— Но… — я прочистила горло. — Ты и представить себе не мог, какой сладкой была моя… киска, когда ты прогнал его из города.
Глаза Роуэна вспыхнули, а моя вышеупомянутая киска запульсировала от желания.
— О да, я, блять, не знал, кексик, — прорычал он, вставая и увлекая меня за собой.
Я слегка взвизгнула от удивления.
— Такая чертовски сладкая, что мне придется съесть тебя прямо здесь и сейчас, чтобы стереть горький привкус этого придурка, — сказал он, заходя внутрь и укладывая меня на стол.
Так оно и было. Один из многих способов, которыми Роуэн отвлекал меня от боли. Творил такие сладкие вещи. И, будучи экспертом по сладкому, я знала, что на земле нет выпечки, которая могла бы сравниться с этим.
Рождество наступило быстро. Как это обычно и происходило.
Я с головой ушла в работу. Выпечка по сезону… тематические торты, кексы и печенье. В пекарне пахло корицей, специями, мятой и горячим шоколадом. Я не слишком много думала о предстоящем празднике, за исключением того случая, когда у меня произошел небольшой срыв на кухне пекарни незадолго до открытия.
К счастью, Роуэн ушел на работу, но там была Фиона.
Я просто начала плакать, пока покрывала глазурью кексы. Без всякой причины. Всхлипнула.
Фиона ничего не сказала, просто притянула меня в объятия.
— Я в полном беспорядке, — всхлипнула я.
— Не правда, — прошипела она, удерживая меня на расстоянии вытянутой руки. — Ты самый сильный человек, которого я знаю.
— Это ты говоришь мне, что я сильная, — усмехнулась я. — Да ладно. Ты самая сильная, самая крутая сучка, которую я знаю. Гораздо сильнее и способнее просыпаться, вальсируя по жизни, чем я. Я, спотыкаясь, ползу как-то, — я держалась непринужденно, шутила, не совсем самоуничижительно — я действительно пыталась работать над этим, — но очевидно, что получалось плохо.
Но Фиона, в кои-то веки, не соответствовала моему легкому, дразнящему настроению. Ее взгляд был прищурен, черты лица напряжены.
— Детка. Когда я впервые переехала в эту страну, мне пришлось сдавать экзамен по вождению. Тогда мне было почти тридцать лет. Я вожу машину почти пятнадцать лет. Я, блять, отличный водитель. Но я дважды заваливала. Дважды, — она закатила глаза, прежде чем снова прищурить их на мне. — Сколько раз тебе приходилось проходить тест, когда ты была подростком?
Я поджала губы, не желая отвечать.
— Один раз. Но…
Она подняла палец, чтобы остановить меня.
— Но ничего. Ты сделала шаг вперед. Как ты всегда делаешь. Может быть, ты весь тот день думала, что у тебя эбола, но ты справилась и, черт возьми, сдала.
Я ухмыльнулась тому, как хорошо она меня знала. Если я правильно помню, это была не эбола, а штамм менингита. Честно говоря, в то время в нашем районе было много случаев.
Фиона была права. В тот день я была чертовски взвинчена. Накануне вечером у меня была паническая атака. Но мне пришлось отказаться, потому что нам нужна была эта свобода.
— Я снимаю свой дом, — продолжила она. — У меня никогда в жизни не было собственного дома. Это самый долгий срок, который я пробыла на одном месте. Потому что мне здесь нравится. Потому что я сделала это место своим домом. И моя гребаная виза истекает через год, но я больше нигде не хочу быть. Как бы мне, блять, ни нравилось работать на тебя, и я не могу представить себя где-то еще, хоть я и тсарше тебя, я твой сотрудник, — она указала на меня. — У тебя есть дом. Ты сама отремонтировала эту гребаную штуковину, а я даже не могу собрать мебель. Ты создала это, — она обвела руками пространство. — Этот бизнес. Заполнила все гребаные документы, которые там надо заполнять. Ты в банк ходила. Все, к чему ты стремишься в своей жизни, у тебя получается, — она потянулась, чтобы сжать мою руку. — Ты думаешь, что из-за того, что у тебя тревога, ты слабачка, — она покачала головой. — Это только делает тебя сильнее. Более впечатляющей. Чтобы ты успешно двигалась по жизни.
Хотя она подбадривала меня, ее слова только заставили меня рыдать сильнее.
— Я люблю тебя, — сказала я сквозь слезы.
— А я тебя больше, сучка, — ответила она, подмигнув.
Именно тогда я поняла, что пережила не одну историю любви, а множество. Что «долго и счастливо» существовало по-разному, и мне посчастливилось иметь их целую кучу.
Я ожидала, что мне будет больно находиться рядом с семьей Роуэна, ведь я потеряла свою. Так и было. Но только потому, что я испытывала агонию каждый раз, когда вдыхала и выдыхала. Теперь боль была моим постоянным спутником.
Но было невозможно испытывать горечь или обиду из-за того, чего у меня нет, когда я была рядом с семьей Роуэна. Они приняли меня в ту же секунду, как я переступила порог их дома.
Хотя, еще до этого.
Как только мы въехали на подъездную дорожку к прекрасному двухэтажному дому с широким крыльцом, цветущим садом и ярко-желтыми ставнями, входная дверь распахнулась, и из нее выскочила женщина.