Так что путешествия и переезды не мешали матери, что в общем-то, было неплохо, потому что они являлись фундаментальным аспектом деловой жизни моего отца. А потому у меня было мобильное детство, где моменты изменения социального статуса выделялись отчетливо — как в пространстве, так и во времени. У меня где-то сохранился изодранный фотоальбом с фотографией — я держу маму за руку; я смотрю в объектив с видом сдерживаемого триумфа и гордо демонстрирую первые в моей жизни длинные штаны. Расплывчатая масса парусников на заднем плане не дает никакой подсказки, хотя и должна бы: Каус? Портофино? Восточный Лу? На другой фотографии запечатлены окна нашей квартиры в Бэйсуотере (она, кстати, принадлежит мне до сих пор), квартира была на первом этаже, а из-за высоких окон ее невозможно было как следует прогреть. Именно здесь мой отец впервые отметил тот внутренний свет, который я в себе чувствовал: он взял в руки акварель, которую я нарисовал в тот день (оранжерейная мимоза и сушеная лаванда в стеклянной банке) и сказал: «Знаешь, я думаю, в парне что-то есть».
Это воспоминание приносит с собой запах паркетного пола, который я вечерами, когда нечем больше было заняться, колупал пальцами, не столько ради удовольствия от акта вандализма, сколько из-за головокружительного и гипнотически успокаивающего аромата тягучей смолы, которая удерживала на месте продолговатые деревянные плашки. Если поддеть и вытащить кусок паркета, то как бы аккуратно вы ни положили его обратно, пол уже никогда не будет выглядеть прежним. Узор на паркете — квадраты, состоявшие из четырех фрагментов каждый, были тщательно сориентированы относительно углов комнаты. В результате получался широкий ромб, и казалось, что паркет можно было интерпретировать, как каббалистические знаки: если достаточно долго и пристально на него смотреть, он раскроет тебе свое значение, тайну. Или наша квартира в Париже, рядом с рю д'Ассас, в 6-м квартале, все еще жива в моей памяти, потому что именно там я впервые столкнулся со смертью домашнего любимца: хомяка по имени Эркюль, которого доверил опеке моего брата внук нашей мрачной консьержки, когда они всей семьей уехали навестить родственников в Нормандию. Отец был в строгом вечернем костюме, когда спустился к нам объявить о случившемся.