Здравствуй, Витюша — Я подошел к нему и двумя пальцами потрепал по бледной мордашке — У нас сегодня большой праздник. Твоя мама сделала чистку крови, и мы решили расслабиться — Я играл наверняка — Ты что, малыш, больше любишь пирожное или мороженое?! — улыбаясь, спросил я
Глаза хищно блеснули. Противная мордаха облизнулась.
Пирожное! — пропищало чудовище.
На! — Я сунул ему в руку деньги. — Лети! Нам с мамой — по два мороженых, а себе — пирожное.
Хищно хрюкнув, Витюня убежал Было видно, что ему очень хочется.
Ну, и что за эксперимент? — с удивлением спросила Наталья.
Не спеши, радость моя. Сейчас все узнаешь!
Я знал и был твердо убежден, что именно так и будет — в правильном действии не бывает ошибок. Все происходило, как тогда, в Общине. Прозрачное кино. Все, что будет, быстро пробегало перед глазами до того, как случалось.
Минут через пять дверь отворилась. В комнату вошел Витюша с маслеными от удовольствия глазами. В одной руке он держал два пирожных — «корзинки», а другой запихивал в рот третье.
Мама, — спокойно и радостно чвакая, произнес он, — в киоске мороженого нет.
Что-то в последнее время я начал часто срываться. Наверное, надо было срочно уезжать в Общину.
Правой рукой я схватил мальчика за загривок и крепко сжал. Левой долго размазывал оставшиеся «корзинки» по его круглой физиономии. Очевидно, у меня был зверский вид. Наталья, забившись в угол, испуганно молчала. А я, открыв дверь, безжалостно вышвырнул в коридор воющего Витюню.
А теперь слушай! — грозно рыкнул я. — И не смей перебивать! Ты не обратила внимания, что я специально сказал — пирожное и мороженое. И бежать было нужно в два разных места. Единственное, на чем мог быть прокол, — это если бы вдруг твой красавец захотел и то, и другое. Но он не до такой степени гурман. А теперь давай думать. От подъезда до гастронома метров пятьдесят. В гастрономе большая вероятность купить пирожное. Но иногда бывает и мороженое. Там его, конечно же, не было. А от гастронома до ближайшего ларька с мороженым — метров сто. Очень хочется верить, что он добежал хотя бы до него. Твоему сыну глубоко наплевать, хотя он прекрасно знает, сколько ты голодала, сколько ты не позволяла себе сладкого. В гастрономе, может, и купил бы. Дай Бог, чтобы он добежал до ближайшего ларька! От ближайшего до следующего — ну, может, метров сто. А потом — еще и еще.
Ну, ладно, пусть наплевать на меня! Но ведь ты же мать! Ты заботишься о нем. Ты, как говоришь, знаешь его душу. Ему настолько наплевать, что он даже не додумался: если нет мороженого в гастрономе, хотя бы купить пирожное и нам! Ведь им можно заменить то, чего хотели мы. Но он хотел только для себя.
Где же его чувства? Где эмоции? Где волнение за тебя? Ты понимаешь, что ему наплевать на все? И дай Бог, милая моя, чтобы была донесена до тебя кружка воды в глубокой старости! Читай больше свои книги, умничай, плюй на чувства, на подсознание и на эмоции. Умная ты моя! — Я злобно пнул кресло.
Из другой комнаты слышалось повизгивание измазанного кремом Витюши.
И еще. Если бы не было меня и твое чадо впрыгнуло в комнату и все это объяснило, ты бы ничего не ощутила и не заметила. Задумайся: не от тебя ли, такой чувствительной и понимающей, получился он? А по-моему, ребята, вы один другого стоите.
И я ушел, грохнув дверью.
ГЛАВА 19
На этот раз стук в дверь был особенным. Он отдавался прямо в сердце. Я вскочил и открыл. За порогом, улыбаясь, стоял Игорь, рядом — Андреич, а за ними — свирепый Гончаренко.
Татьяна! — завопил я. — Встречай! — И кинулся на кухню ставить чайник.
Жена была ошеломлена видом троицы.
Да-а… — протянула она — Заходите.
Каждый из них поклонился и чмокнул жену в руку.
Они все знали нашу историю и с уважением смотрели на седины молодой женщины.
Когда я забежал в комнату, на правах старшего начал говорить Андреич:
Слушай, Кореец, — к тому времени так меня называли все, — мы пришли тебе объявить о домашнем аресте.
Андреич любил шутить, но сейчас шутки в его словах не было.
Как это? — не понял я.
А так, дорогой, — вмешался Игорь.
Гончаренко сидел посреди комнаты, внимательно нас слушая.
До тех пор не выйдешь из квартиры, пока не сделаешь отчет.
Какой? — удивился я.
Сколько больных я к тебе присылал? — спросил Андреич.
Ну, не помню, — пожал плечами я.
Тогда слушай, заработавшийся ты наш. Всего пятнадцать. Из них шестеро — раковых. И все здоровы. А это, дружок, значит ты должен сесть, написать отчет о раке и потом запрятать его под подушку. И мы за этим пришли проследить. Ну и, конечно же, с удовольствием послушаем. Вон, Гончаренко у нас любит писать, и писать умеет быстро.