Ребята попрощались и ушли. В темноте еще долго слышалось ржание Гончаренко. Вовик побежал за "скорой помощью". Я, вздохнув, положил голову на колени.
Поздний вечер был холодным, в штанах — мокро и противно.
Я задремал.
"Учитель, Учитель!"
"Скорая".
Открыв глаза, я увидел едущую по берегу пляжа "скорую помощь", а сбоку, как пехотинец за танком, бежал здоровенный Вовик, указывая дорогу. Я лег на песок, изображая кому.
Ребята погрузили мое окровавленное и мокрое тело в машину, и она помчалась на встречу с женой.
В машине было тепло и уютно. Я лежал с закрытыми глазами, раскачиваясь. Димедрол начинал потихонечку действовать. "Отосплюсь в больнице", — думал я.
Машина затормозила, и через неопределенное время послышался голос жены.
Конечно-конечно, — испуганно говорила она. — Если вы считаете нужным, он отлежится дома. Придет в себя. Конечно, я не отдам его в больницу. Потом приведу.
Но вы смотрите сами!
Дверь отворилась, и они с доктором заглянули в машину.
Ну, что вы решили? — послышался грозный голос доктора.
Нет, я не отдам его! — Татьяна запрыгнула в салон и начала вытирать руками кровь на лице.
Подумайте! — настаивал доктор.
"Черт знает что! — пронеслось у меня в голове. — По-моему, она забирает меня. Но не могла ж она перепутать. Должна ведь наоборот — сплавлять в больницу! Или, может быть, я с ума сошел от этого димедрола?"
Меня кто-то вытащил из машины. Через мгновение послышался звук захлопывающейся двери — и "скорая помощь" укатила.
Я открыл глаза, и первое, что увидел, — толпу любопытных зевак возле подъезда, соседей, высунувшихся из окон, потом — сдержанно рыдающую жену. Шурик и Вова крепко держали меня за руки.
Придурки! — завопил я, вырываясь. — Что вы наделали! — И, не выдержав этого напряжения, подпрыгнул, закатав ладонью Вовчику в ухо.
А чего! — жалобно проныл он. — Чего! Я носить вас должен был, а жена — забирать!
Зеваки испуганно начали разбегаться.
А ты чего? — набросился я на жену.
Сереженька, родной, — всхлипывала она, — на тебя страшно было смотреть. В такой позе, окровавленный, в мокрых штанах. Не могла я отдать тебя.
Дура! Ведь мы же договаривались… — Язык начал заплетаться. Димедрол действовал все сильнее и сильнее.
Пойми, я же женщина! Какая бы женщина отдала своего любимого в таком состоянии!
В каком, дура?! — заплетающимся языком грозно спросил я.
Сам дурак! — вдруг, не выдержав, заорала Татьяна. Потом размахнулась и, сколько было сил, врезала мне по шее. — Пойди посмотри на себя в зеркало. Артист! Переиграл ты малость. Напугал меня до смерти!
Ну вас к черту! — Это было последнее, что я мог сказать. Димедрол почему-то поздно, но сделал свое дело.
Ребята, схватив под руки, на радость и удивление соседям, поволокли меня по лестницам на седьмой этаж. Лифт не работал.
Проснулся от дикого холода, что в общем-то удивило. Когда попытался поднять голову, то показалось, что к ней привязана двухпудовая гиря. Язык камнем лежал во рту. Все же приподняв голову, первое, что увидел, — это ногу, в которой торчала здоровенная серебряная игла. Посмотрев чуть влево, увидел Андреича.
Это я на всякий случай, — улыбаясь, ответил он. — Спишь ты уже вторые сутки.
Холодно, — еле выдавил я.
Конечно, — согласился Андреич, резким движением вытащив иглу из моей ноги. Собравшись с силами, я сел. Рядом сидела дорогая моему сердцу неизменная троица.
Все смотрели с сожалением и любовью.
Жена меня предала, — еле ворочая языком, попытался я сострить.
— Ладно, молчи! — Андреич махнул рукой. — Все учли, а психологию женщины — нет!
— Да, Серик, прокололись, — сказал Гончаренко.
Конечно, вы прокололись, — прохрипел я. — Интересно, когда димедрол выйдет? Тут вмешался умный Игорь:
Серый, это самое легко выветриваемое лекарство. В крови держится всего ничего.
Вот сожрешь столько — и увидишь, сколько в крови оно держится, умник! Меня стало тошнить. Вскочив и шатаясь от стены к стене, я побрел на встречу с унитазом. Покричав в него минут десять и вернувшись к ребятам, сед рядом.
Что будем делать? — изрек Андреич.
А! — махнул я рукой. — Возьму повестку и пойду в военкомат.
Ну и? — поинтересовался Андреич.
Да что «и»! Буду косить, как могу!
— А как можешь? — поинтересовался умный Игорь.
На глухого.
Да! — Игорь махнул рукой. — Это самое сложное. Ничего у тебя не получится.
Понимаешь, Борода, — не выдержал я, — мне надоело мочиться, жрать димедрол, прикидываться, что я в состоянии комы, корчиться во всяких судорогах и валяться в грязи. Все! Отныне у меня восемьдесят процентов потери слуха! И запомни это, дорогой друг.