Клади руку! — Старуха указала на какую то металлическую пластину.
Я лихорадочно пытался понять, что же сейчас будет, но на ум ничего не приходило. Я положил.
Бабуля-садистка пробежала руками по каким то кнопкам. Где-то за спиной у меня раздался негромкий звук. Он длился секунд пять, после чего замолк, а через секунду меня довольно таки прилично бахнуло током. Рука соскочила с пластины. И тут я понял, что попался. Я знал, что последует дальше. Еще так пару раз — а потом после звука через секунду разряд не ударит, но руку я отдерну все равно, а это значит, что я кошу и вовсе не глухой. Мысль сработала быстро и четко. Я заорал, вскочил и опрокинул стул.
Что ж вы делаете! Ай я яй! У вас там что-то сломалось! Вы знаете: меня током ударило? — Я орал и орал, бегая по кабинету, тряся рукой. — Я на вас жалобу подам! — кричал я. — Вы не соблюдаете технику безопасности. Вы же врач, вы отвечаете за здоровье людей, а у вас аппаратура поломанная! Я призывник, я призван защищать рубежи нашей Родины, а вы меня здесь током бахаете!
И тут я вспомнил Игоря. Как он был прав! И как случай посмеялся надо мной! Приходилось играть и быть великим актером. Приходилось истинно косить. "Почему же не получилось так невинно поваляться в грязи с прокушенным языком? На фиг мне это надо!" — думал я, с воплями бегая по кабинету.
Бабушка в старом халате сидела за столом, подперев правой рукой голову. Она многое видела в своей жизни, и я четко понял: женщина любуется моими способностями и актерским талантом. Ее свирепое бульдожье лицо с мощными брылями растянулось в улыбку до ушей.
Не дамся! — бушевал я. — Вызывайте электрика!
Вызову, — сказала она, — парочку санитаров вместо электрика, и все будет нормально.
И тут меня вдруг начала заедать гордость. Я подошел к столу, сел на стул и положил ладонь на пластину.
— Давайте! Продолжайте! — обреченно попросил.
Ну-ну! — понимающе закивала головой старушка. — Давай, милый!
А я тихонечко запустил мягкое дыхание через левую ноздрю. Сзади снова зазвонил звонок, приближая меня к испытаниям.
"Ты отдернешь руку, — приказал я себе, — только тогда, когда разряд пройдет первый замок — это кисть, второй замок — локоть и третий — плечо, после чего неприятно ударит в затылок. А это значит, что заряд действительно прошел. Ты, Серенький, запустил в действие рефлексы. Жди, родной".
Я сидел, пытаясь расслабиться полностью. Сзади прекратился звук. В копчике что- то дернуло, пальцы вздрогнули, а я сидел, ожидая удара в затылок. И когда в затылке страшно защекотало, я немножко продержался и одернул руку. Бабушка на меня смотрела квадратными глазами. Я уверен, за всю свою жизнь сурдолога ничего подобного она не видела.
Ну, ты даешь, внучек! — Старушка ехидно улыбнулась, напомнив мне чем-то нацистского палача — Еще разочичек! — сказала она.
Может, действительно глухой!?
Я вздохнул и снова положил руку на пластину.
И так — несколько раз.
Уже начали ныть все зубы, пальцы задеревенели С каждым ударом тока я к нему все больше привыкал и привыкал. Старушка с радостной улыбкой гуляла по кнопкам, и, казалось, этому не будет конца.
Единственное, что меня успокаивало, — что было несмертельно.
Пытки наконец закончились.
Старуха торжественно выписывала мне какую то огромную справку Она встала, и мне показалось, что хочет пожать мою мужественную онемевшую руку.
На, сынок! — громко сказала она — Только ты не думай На этом еще не конец.
"Как?!" — ужаснулся я про себя.
— Да, — подтвердила она, — Самое страшное еще впереди Так что — мужайся!
Я пообещал и вышел из подвала, держа в здоровой руке с трудом заработанную, драгоценную справку. Никогда еще ничего я так не боялся потерять.
Чудо, но в этот день я успел попасть снова на первую комиссию, которая уже собралась расходиться.
В военкомате, заглянув в справку, оставили ее у себя. Так мне и не удалось вставить ее в рамочку и навеки повесить над кроватью. Но эти пытки останутся в памяти навсегда.
Потом мне выписали справку в областной военкомат Через три дня я должен был пройти главную комиссию, которая навсегда избавит от рядов Советской Армии.
Три дня прошли как кошмар Меня успокаивали, как могли, после рассказа о пытках. Но я с ужасом ждал областного военкомата, помня обещание толстой бабушки.
Областной военкомат.
Казалось, я попал в дурдом. Очевидно, здесь собрались все больные по настоящему и те, которые косили, как я. Здесь были дергающиеся, хромые, кривые — в общем, все те, кто не могли или не хотели идти туда, куда не хотел и я.
Каждый пробегал по коридору кабинетов восемь, опять в носках и трусах. Бегая посвоей дистанции, я чувствовал себя экспонатом в картинной галерее. Меня рассматривали с интересом в каждом кабинете. Молоденькие медсестры хихикали, а старые вояки неприязненно рычали. В каждом кабинете приходилось «акать», «штокать», не забывая, что глухой.
И вот последний. Все так же щурясь и подставляя уши, я услышал слова, подобные
меду.
В мирное время, — объявила мне приятного вида женщина, — не годен к нестроевой службе.
Сердце возликовало.
Я радостно выскочил из кабинета и побежал в раздевалку. И тут, в конце коридора, за спиной меня кто-то четко позвал по фамилии. Я резко остановился, и мгновенно в мозгу вспыхнуло лицо доброй бабушки в грязном халате. "Вот оно, — понял я, — самое страшное! Слава Богу, что не повернулся!"
Нагнувшись, я не спеша поправил правый носок. В это время меня кто-то постучал по плечу.
А? — сощурившись, повернулся я.
Брат, это не тебя?
Сбоку стоял двухметровый, с приплюснутой головой человек, тоже в трусах и
носках.
Где? — не понял я.
Вон! — Он указал рукой.
Я повернулся и увидел в конце коридора врача из последнего кабинета. Рядом стоял
капитан.
Вы меня? — заорал я, тыкая себя в грудь.
Капитан махнул рукой, и они с женщиной зашли в кабинет. Я одержал победу.