На рассвете в наше убежище зашел Юнг.
Откуда ты взялся, Юнг? — спросил я. — Ты что, ходишь только по ночам?
Да, — ответил он.
Но почему? Ведь ночью хуже видно.
Потому что ночью больше опасности. Ночь, напряженная и тяжелая, заставляет любить утро и день, в которых очень легко расслабиться и проиграть.
Юнг никогда просто так не приходил. Я ждал любой опасности, о которой мог только догадываться. К опасности не привыкают.
Возьми! — Он протянул мне кусок кожи. Я взял. Кожа была мягкая, даже слишком.
Что делать с этим, Мастер? — спросил я.
Прочитай!
Я поднес древние письмена к светильнику и узнал только несколько иероглифов.
Не понимаю, Мастер! — жалобно шепнул я.
Всмотрись!
Но только пара иероглифов! — снова пожаловался я.
Значит, — сказал Юнг, — будем учиться языку. Но запомни, — продолжал он, — выучиться языку невозможно, ибо язык — это колыбель. Язык — то, что рождается в восприятии мира. Ты потерялся. В этом мире ты не выучишь никакого языка. Твой язык у тебя украли.
Наш язык учить поздно. Учи, что сможешь, а потом думай, как сможешь.
Мы много недель вгрызались в древний язык эпохи Каре.
Меня сейчас легко упрекнуть. Эпоха Каре не имела языка, утверждают историки. Нет, эпоха Каре имела язык, и я с Кимом учил его, но Киму было легче, он был кореец.
Больше месяца мы сидели в норе. Юнг приносил нам еду. Соленая вода Охотского моря нас питала. Соль была не нужна.
Первый снег дал напиться вволю. Какой бы Ян ни был в соленой воде, все-таки хотелось сладкой водицы. Снег напоил нас, как медом.
Юнг появился призраком. И снова ночью,
Ну что. Серый, ты чему-нибудь научился?
Хватит! — ответил я, повернувшись к нему. — Ты достал меня! Я устал быть вторым сортом. Да, научился! Если хочешь, можешь сейчас сразиться со мной.
Ну-ну! — усмехнулся Юнг. — Вторым сортом людей сделать невозможно. Свой сорт они выбирают сами.
Что дальше?
Сегодня идем к Учителю, — сказал он, бережно сворачивая и пряча за плотную одежду кожаные письмена.
— Хорошо, пойдем.
Ночь стала моей второй жизнью. День — время для сна. Но мы возвращались не той дорогой и не в Общину.
Юнг, куда мы идем?
Я же сказал — к Учителю.
А Учитель где?
Сейчас придем.
На Кима было жалко смотреть. Он уставал. Когда Ким отстал, я шепотом спросил у Юнга, а он громко захохотал.
Когда же ты поймешь, что тебе не нужно шептать? Закрой рот, а нос — двумя большими пальцами.
Фу, черт! — выругался я и, перестав дышать, четко задал ему вопрос.
Зачем, — спросил я, — мы тягаем с собой Кима? Он не готов.
А ты готов?
Не знаю, — ответил я, — но он не готов. И если будут трудности, Ким больше кандидат в покойники, чем я.
Ты начал задавать слишком серьезные вопросы, — ответил Юнг. — Если он будет покойником, значит, так надо. Если ты — это тоже надо. Если я — может быть, надо еще больше! А Учитель должен жить!
Извини, Мастер, я никогда не разберусь в этих сумасшедших сосновых волнах, но я верю и душа моя успокаивается.
Значит, будет так, как будет!
Я понял вдруг — мы скоро придем.
Две ночи, — ответил Юнг.
Опасность я почувствовал первым.
Мы отсыпались днем, спали много и жадно, потому что ночью идти трудно.
Я мгновенно прижался к земле, притянув Юнга к себе. Ким споткнулся о нас.
Мы лежали до рассвета. И когда серый рассвет дал возможность видеть глазам, мы увидели Кима, который, раскинув руки, лежал в снегу. Во лбу торчал дротик.
Было не холодно. Страх с желанием жить обогревал и забивал все остальные чувства.
Юнг поднял голову. Внимательно всмотревшись, он выдавил из себя:
Вот так, Сережа! Твой первый ученик кончился. Второго ты или найдешь, или не найдешь в этой жизни. У Няма второй — я. Который ты — не знаю.
Выбрав место, где нас невозможно увидеть, и прижавшись друг к другу, мы заснули.
Остальные ночи прошли без приключений. Что было той ночью, непонятно. Казалось, метательный дротик прилетел сам по себе. Я не увидел ни людей, ни движения — ничего…
Сказки начали оживать. "Лепесток Черного Лотоса"… Легенда, уходящая в древность. Чепуха! Но Ким был мертв, и мы руками рыли землю, холодную, чтобы похоронить его. Ломая ногти, выворачивая пальцы. Чепуха?! Легенда?! История?! А где третий? Он начался и сразу ушел. Вины я не чувствовал, но знал, что дальше будет страшнее. Легенды оживали, выходя из черной ночи. Но в моей душе не было страха. Сердце застывало, превращаясь в холодный камень.
Серая точка впереди. Маленькое убежище. Два шага вперед и поворот вправо. Светильник, который светил для Няма, за счет поворота отбрасывал серую незначительную тень. Мы с Юнгом упали перед входом, выполнив ритуал.