Ребята, милые, да вы что? Не верите мне?
Никакие мы тебе не «милые», — пропищал Фонарь. А Толстый тут же отпустил свою коронную лычку, от которой всегда сутки гудела голова.
Мне стало жутко обидно. Потому что я не просто рассказывал о себе. Я затронул начальные законы Космоса, смысл Школы. Куда же это все провалилось? А, впрочем, почему они должны верить? Ведь подобной чушью в свое время были заполнены все журналы". И тут стало ясно — до состояния высшего недеяния мне еще слишком далеко.
Толстый, а хочешь получить? — улыбаясь, спросил я. Это был уже предел. Все радостно заржали.
Ну, ты совсем с ума сошел, — сказал Толстый. — Опомнись, сынок, — произнес он свою любимую поговорку. — И посмотри, сколько у меня тела.
Ну, давай-давай, — подзадоривал я.
Тут произошла смешная история. Мы стали друг напротив друга. Уже было видно, что он будет делать. Толстый глубоко вдохнул и не спеша, но со страшной силой хотел лягнуть меня в живот своей столбообразной ногой. Я развернулся спиной и быстро побежал к противоположной стене. Все дружно захохотали.
Ну и как? — поинтересовался Толстый. — Ты думал: я буду прыгать вокруг тебя? Нет уж, милый, бой так бой!
Дело в том, что я совершенно отвык от такого откровения в бою. Вообще-то, с самого начала не принято обволакивать сильные и жесткие удары или уходить от них. Их нужно срезать, переходя в залипание, а потом снова срезать.
Ты подумал? — спросил я у Толстого.
Слушай, парень. — Я почувствовал, что еще чуть-чуть — и Толстый будет драться серьезно.
Прошу, прости меня, — опередил я его. — Только ответь: ты так и будешь работать?
А ты как думал? — хмыкнул он в ответ.
— Давай второй раз, — предложил я. — Ну-ну…
Мы снова поклонились и стали напротив друг друга. И Толстый со страшной силой саданул меня снизу вверх. Я убрал корпус, всего лишь на несколько сантиметров, и удар, естественно, прошел мимо. При этом на пути могучей ноги Толстого я поставил два своих кулака, которые угодили точно в его надкостницу на несколько сантиметров выше подъема. Удар был сокрушительный.
"Интересно, что будет завтра с его ногой? — подумал я. — Как раз появится возможность проявить себя в медицине".
Толстый хмыкнул, поставил ногу и, вытаращив глаза, с удивлением посмотрел на меня.
Еще! — хрипло выдохнул он.
Я пожал плечами и кивнул головой. Толстый изо всех сил саданул меня другой ногой, которая тут же снова наткнулась на два кулака. Это был один из самых мужественных и сильных наших парней, но такого я не ожидал. Хотя знал, что, благодаря своему весу и огромности. Толстый никогда не проигрывал.
Еще, — уже не сказал, а простонал Толстый.
Я был поражен, но знал — ноги в ход он уже не пустит и, сжалившись над ним, подошел в упор. Толстый изо всех сил попытался садануть меня кулаком в грудь. Я решил позабавиться, пропустил удар, убрав диафрагму вовнутрь, всего лишь на два сантиметра, но удар потерял свою силу. Толстый был потрясен. А я, улыбнувшись, несильно ткнул пальцем в его мощный бицепс. Мой соперник оцепенел и вдруг с тихим стоном повалился на пол.
Вадик, — кинулся я к нему, хватая его за бицепс. "Куда же я попал?" — думал я.
Вадим, Вадик, что с рукой?
Ноги, — еле выдавил он, — Ноги. — И заплакал.
Что же ты молчал? — тоже чуть не плача спросил я.
Привык я, до последнего, — мужественно признался Толстый.
Дурак ты! — махнул я рукой. — Прешь всегда… Прибьют когда-нибудь.
Все так же продолжая лежать, Толстый вдруг спросил:
Серега, неужели то, что ты говорил, все — правда? Неужели тебе, чертяке, так повезло? Странно, почему тебе? Послушай, — он вдруг сел, — так значит, есть Школы, есть Учителя, есть боевое искусство. Это не чушь киношников? Значит, и Брюс Ли такой в жизни?
Я пожал плечами.
Я не верю в это чудо! — заорал Толстый. — Я не верю в это счастье! — вопил он, тыкаясь головой в борцовский ковер. — Пацаны! Фонарь! Бейте его, гада! Бейте! Я хочу это видеть со стороны. — Толстый, уже не стесняясь, размазывал слезы и сопли кулаками.
Оживления в коллективе не последовало.
"Бейте", — хмыкнул Фонарь. — Один уже бил. И шо теперь?
Бейте! — кричал Толстый. — Иначе будет, как в том анекдоте: он уедет, а я вам…
Это возымело действие. Почесав под мышкой, вышел Игорек, крепкий,
атлетического сложения парнишка. Вид у него был, как у гладиатора, идущего на смерть.
Да что вы, ребята! — радостно воскликнул я. — Можно и не бить, можно мягко.
Угу! — промычал Игорек. — Видели.