Так что же он молчал, паразит? — сказал я. Серафимыч с удивлением посмотрел на меня.
Ты откуда? — спросил он.
Из общины, — буркнул я. — У нас там ключей не было.
Да, — вздохнул Серафимыч.
И я увидел, что ни в какую общину он не верит. Я обнаружил в себе удивительную вещь: оказывается, я совершенно забыл, чем и как живут люди. Я медленно сбрасывал, разрушал свои иллюзии. Нужно было жить. А может, и не забыл? Может, никогда и не знал? Я стал вспоминать все по порядку, с того момента, как я себя помню. Серафимыч ушел спать. Мать работала в ночную. Когда я начал вываливать бесчисленные фотографии и альбомы, уже раздавался мощный храп Святодуха. Он чем-то напоминал компрессор. Такой же большой и громкий. Да, у меня кто-то из родственников явно увлекался фотографией. Об этом я даже и не задумывался. На меня смотрели лица отца, матери — юные, потом — молодые. Отец в альбоме оставался молодым. Мать на фотографиях уже старела. Было ясно, что этого человека потеряли. Но как? Я развалился на полу, разложил фотографии и стал вспоминать.
Вот отец, красивый, сильный, молодой. Вот и мать, тоненькая, с большеротой улыбкой. "Смотри, — подумал я, — красивая…" Отец учился в физкультурном институте, на заочном. Нет, сперва на дневном. А мать, боготворя его, тянула нас обоих. Да, бывают такие случаи, когда даже в этом мире женщина боготворит мужчину. А тот, ничуть не смущаясь, пожирает ее. В общем, наша семья была невероятно интеллигентная. Мой дедушка по папе, с бабушкой… Дедушка был начальником на заводе, а бабушка, по-моему, вообще никогда не работала. Основная ее работа была отмахиваться от липнувших к дедушке женщин и принимать его по вечерам вдребезги пьяного. В общем-то, и эта работа была не из легких. Может быть, даже не менее сложная, чем заведовать компрессором. Очевидно, из-за того, что дедушка слишком увлекался работой и всем остальным, он совершенно не обращал внимания ни на меня, ни на мою маму, ни на своего сына. Это было как-то странно. Он даже не мучил нас по-родственному. Ему просто никто не был нужен.
Мы жили в поселке, в другом конце города, в маленьком протекающем сарайчике, напротив шикарного монолитного дома дедушки с бабушкой. И когда бы я ни заходил к ним, дедушка царственно восседал на троне с бутылкой водки, кстати, совершенно не будучи никогда пьяным. А бабушка в своем единственном лице изображала любящую толпу придворных. Когда же дедушки не было, бабушка что-то испуганно и шумно всегда шкварила, жарила, парила, тушила, взбивала. Какие уж тут разговоры или воспитание?
Дедушку же я боялся истерически, потому что всякий раз, увидя меня, он восклицал:
Ха! Была бы девка — обожал! А так — еще один садист растет… Удивительный человек был дедушка. Прекрасно понимая, что он изверг, он с радостью им был. Контактов же с мамой или с отцом он не признавал вообще.
Родня со стороны мамы была тоже занятной. Мама вспоминала, что ее воспитывала няня, ее отец был каким то высокопоставленным политическим деятелем, погибшим на войне. Бабушка, какая-то странная, маленькая и инфантильная, добренькая до жути, только увидев меня, сразу же начинала, ласково улыбаясь, распихивать по карманам рубли, как бы извиняясь за что-то передо мной. И все время говорила:
"Слушай маму, сынок, слушай маму!.." А мама — все время слушала папу, а папа — прислушивался к своим здоровым животным инстинктам, ездил по соревнованиям, бил рекорды, любил женщин — в общем, все интересное. И, конечно же, мама быстро и незаметно вышла из круга этих интересов. Она сидела со мной в гнилой, протекающей комнатке и истерически любила свою иллюзию, которую с нетерпением ждала из очередной поездки. Ну, и иногда лупила меня… За дело, конечно, отводя душу. Ее любовь к отцу достигла абсолютного предела. Она все твердила, что лучше нашего папы нет никого на свете. Папы, которого я редко видел, папы, которого я постепенно начинал ненавидеть. У нее не было подруг, к нам никто не приходил. Еще бы! Вдруг увидят папу! Мать сама создала напряженную, какую-то извращенную атмосферу вокруг себя и меня. Отец приезжал все реже, и в основном — за деньгами. В общем, начало рушиться все. Безвозвратно.
Читать я научился рано. Ну, и стал читать. Гулять мне разрешали только в пределах двора, вокруг которого дедушка когда-то по молодости выстроил здоровенный забор. И ходил я по двору, разговаривая со своими книжными героями, не видя вокруг Себя никого, кроме снующей взад-вперед бабушки, иногда захлебывающегося весельем дедушки, и совсем иногда — призрачного папу, у которого хватало времени только закрыться в маленькой комнате, чтобы поесть, отлежаться и, бурно подавив мамины проблески возмущения, опять надолго исчезнуть.