А я сидел в классе один одинешенек и все пугался наступившей тишины и затянувшейся перемены Меня обижали безбожно, и я все не мог понять почему Я не держу зла на них. Разве можно не обидеть испуганную человекоподобную свинью Уже тогда начинающую задыхаться от подкрадывающейся астмы. Но врачи успокаивали своим извечным «перерастет» И я, медленно подыхая от страха, перерастал в опустевшей школе.
Но были и свои маленькие радости Это — два учителя, два разных и удивительных Одного я боялся, но страшно любил, другим восхищался и любил не меньше. Первым был новый учитель физкультуры, в прошлом прекрасный талантливый баскетболист, который вдруг начал набирать вес, не мог с этим бороться и ушел в школу. Он был мастер своего дела и поэтому в нашу школу пошел сознательно Очевидно, спорт его приучил к трудностям. А теперь представьте, как можно попробовать поиздеваться над начавшим полнеть двухметровым баскетболистом? Его боялись инстинктивно, как-то по животному Каждый раз, когда я сталкивался с ним, он не мог пройти мимо меня Баскетболист нагибался, хлопал меня по дряблой физиономии и жалобно меня успокаивал "Может, еще не все потеряно, а, брат? И шел дальше
И был еще второй Вспомнив о втором, я улыбнулся и пришел в себя Порывшись в альбоме, я нашел школьную фотографию. Вот он, маленький, лысенький, с большим розовым проломом в черепе. Героический инвалид, ветеран всех войн и самой главной войны — эта война называется «жизнь» Он воевал со страшной силой, но еще с большей силой доктора, педагогический совет и директор долго обсуждали тему:
"Можно ли его пускать к детям?" Вывод был таков: "Он почти не опасен, а значит — к нам в школу!"
Они были истинной находкой для директора, учитель физкультуры и учитель по двум совершенно несовместимым предметам — по тем временам они назывались просто «пение» и "труды") На пение он шел радостно, начинал играть на баяне уже прямо из учительской, проходя через два коридора в класс У него был красивый звонкий голос. Пел песни он только патриотические. И все-таки это было страшное зрелище — идущий по коридору инвалид, играющий на баяне, притопывающий в такт ногами. Это было слишком даже для школьников В классе он ходил между рядами, пел, говорил с радостно безумными глазами С виду все было вроде нормально Он даже что-то писал на доске Но каждые две три минуты он вдруг хватал баян, и было понятно, что бы сейчас ни случилось, ничто не помешает ему доиграть "Прощание славянки". Труды он вел тоже неплохо, тщательно все объясняя, показывая детали, вот только баян стоял рядом, на столе. Труды реже прорывались "Прощанием славянки", но он часто хватал молоток и с криком "Вы поняли, враги народа?!" лупил им по тискам. А потом снова вел урок. Его не трогал почему-то никто.
И вот тогда, когда он нашел меня в пустынной школе, мы долго с ним пели. Он — высоким и чистым голосом, а я — без слуха. Но это было не важно
Почему мы любили друг друга? Тоже было не важно. Нам просто было вместе хорошо и спокойно. Мы были родственные души, искореженные постоянной войной. Я только начинал, а он — уже заканчивал Это сейчас я уже понимаю, что можно и не воевать.
Вот такие были мои первые учителя и первая шкода. Среднеобразовательная. В которой я среднеобразовывался в добрую маленькую и беззащитную тварь
Но эго были не все беды. Настоящая беда была особенно пронзительной. Ну, тут у меня было где разгуляться. Я разложил фотографии разных классов, до восьмого.
Вот она, на каждой фотографии. И не только моего класса, а всех классов в школе Непонятно, почему она фотографировалась со всеми. Может, ее просиди, а может, и нет Но я знаю точно, что на каждой фотографии, у каждого ученика моей школы была эта страшная женщина. Она была чудовищно маленького роста Такая же, как и я. Жутко толстая. Постоянно в грязном халате, как будто работала не в школе, а на бойне. А может быть, для нее эго и была бойня? По своей убогости, наверное, она не могла обидеть никого из взрослых, поэтому обижала детей. Потом, с годами, обрела силу, мощь, уверенность. И ее стали бояться даже взрослые. Это была фельдшерица. Слово пугающее. Даже в детстве я знал, что это не врач и не медсестра И это пугало больше всего Я вспомнил скачущий воздушный шар, на который был надет белый в пятнах халат. А сверху торчала маленькая крысиная мордочка в невероятно коротких и жестких кудряшках. Когда ей становилось скучно в своем кабинете, а это было тогда, когда она не делала уколов, прививок…