Мир увлекал своей красотой, открываясь то ли поздно, то ли рано. Я пытался смотреть во все глаза, а может, мне и повезло, что я ничего до сих пор не видел, кроме своего двора, по которому ходил кругами столько лет. Я обращал внимание на то, что животные — не менее страстные, чем люди, и так же сильно ищут друг друга, чтобы соединиться на непродолжительное, но упоительное время. Я открывал мир страсти, чувств, казавшихся реальнее книжных и непонятных. Не понимал тогда, что все реальное — еще и опасно.
Откуда было это знать? Зачерпывая горстями песок, бросал я его в голубое озеро, радуясь жизни, прозрачному воздуху, бегал по лесу примитивным и радостным животным Упоительное знакомство с природой. Ни один человек мне не мешал Никому я не был нужен. В столовой меня по ходу дела кормили Отец по ходу дела приходил, но редко и измученный, теперь стало понятно чем. Говорил свое "ну как?", а я на бегу повторял: "Нормально!"
Потом разразилась катастрофа. Неожиданно появилась моя мама, вся трясущаяся, как будто увидела что-то ужасное. Я думаю, что она действительно что-то увидела и узнала Мир не без «добрых» людей, и «добрые» люди (видно, пришло время) рассказали маме все, что знали, а знали они, по видимому, много
После того как к начальнику лагеря приехала жена и целые сутки из домика раздавались приглушенные женские рыдания со спокойным твердым мужским голосом, в лагере долго шушукались, невинно улыбались и особенно услужливо обращались к моему отцу.
Мать совершила ошибку Наверное, слишком много накопилось. Тем летом я потерял и мать, и отца. Отец вдруг стал ко мне равнодушен. Впрочем, мне часто казалось, что равнодушен он ко всему Я так ни разу в жизни и не слышал, чтобы отец повысил голос Хоть бы ударил меня когда-нибудь! Он обладал каким то нечеловеческим спокойствием. Меня это пугало, мать доводило до истерики. Вот так все и закончилось в их жизни. Что рухнуло в жизни матери Сказать по правде, даже не знаю, как она выжила Отец для нее был всем. Она забрала меня в город и, доехав до дома, упала в постель, встав только через несколько месяцев — худая, страшная, постаревшая на полжизни.
Так что несколько недель перед шкодой меня закаляла и делала непримиримым к жизни ее мама — маленькая тихая бабушка. Огромную силу она вложила в меня, сделав нетерпимым ко всему тихому, инфантильному и слабому.
Врачи в конце концов оказались правы — я перерос.
ГЛАВА 5
Создатель создал мир.
Мир для испытаний создал крайности Когда они сливаются воедино, порождается гармония Засуха сменяется дождем, клинок, не пере рубив, гибко обвивается вокруг Земля, политая дождем, дает из занесенного ветром семени, поднятого солнцем, жизнь Женщина и мужчина сливаются, такие непохожие, разные и такие единые
Но есть и кое-что страшное. Податливая волна, бегущая бесконечно долго, натыкаясь на скалистые берега, разбивает их, превращая скалы в равнины. Страстная, всепоглощающая любовь взрывается ненавистью.
Всегда сильный и превозносимый до небес, обожаемый всеми вдруг с ужасом осознает, что он давно уже слаб и беспомощен. Испуганный, загнанный заяц вспарывает когтями живот волку. Бывает и такое. Волк опоздал, вовремя не убил, слишком затянул погоню. Ненависть, бесконечная ненависть порождает запоздалую любовь.
Как мне жалко едущего из своего рокового леса мальчика! Это слабое существо, внезапно почувствовавшее себя сильным, существо с абсолютной пустотой и крайностями, в одно мгновение способное захлебнуться чем-то неизбежным. Загнанное внутренне и внешне, без единой частицы, которая бы не вздрагивала.
Странный, загадочный лес остался позади. Мать с отцом, две девочки, преподаватель физкультуры — жирный боров, питающийся падалью, — чужие, непонятные дети, зачем-то радостно бегающие и радующиеся обычно тому, от чего хочется выть. Кто же был я? Жертва? Сила? Страх? А может, избранный? Знать бы только, для чего избрали
И еще знать бы кто. Кто он, тот безжалостный и насмешливый, который наотмашь ударил по детским мозгам и потом принялся усердно колотить, не давая передышки ни на мгновение
Мчась обратно в машине, я не видел ни полей, ни лесов, ни горизонта, который в первый раз так поразил. В поднимающемся над ним рассвете я видел только два женских тела. Сразу два, сразившие меня этим летом. Закрывая глаза, я все равно видел пухлые воспаленные губы и круглые, влажные от бессонницы глаза. Так и осталось на всю жизнь детское желание — найти хотя бы одну тонкую и трепещущую, похожую на моих лягушат, канувших в неизвестность. Но они в этой жизни были и есть только в моем первом лесу и только для того, чтобы спасти меня.