Выбрать главу

Была ли она порочней, чем эти половинчатые девочки? Мне это казалось верхом порока. Царевны-лягушки сделали действительно чудо: из бледного и хилого подростка я превращался в дерзкое, сильное и озлобленное существо.

В общем, учила она нас биологии. Учителей у нас называли по-разному. Был у нас и Физик Математикович, и Химик Технологикович, Физра Физрович — физкультурник, а ее называли просто и фамильярно — Наташка. Гак вот и появилась в моей жизни первая моя женщина. Те два маленьких чуда из леса я никогда не причислял к женщинам — они просто были из сказки. Она же — наш учитель биологии Наталья Александровна — была из презираемых мною женщин Что ж, так бывает нередко: мы презираем тех, кто нас любит, и любим тех, кто нас презирает.

Биология… Я ее любил всегда. Впрочем, ошибаюсь, я просто любил животных, а биология меня пугала и раздражала. Уже тогда я чувствовал, что никакие цели не оправдывают издевательства над животными. Не понимал, как можно оправдать кровавые раны с натыканными в них пластмассовыми трубками. Как смотрит тот, кто это делает, в глаза младших братьев?! А может, он делает это с закрытыми глазами? И после этого всему миру ученые мудрецы авторитетно объявляют, что умнейшие существа — братья наши — живут условными и безусловными рефлексами. Включилась лампочка — слюна закапала Они смеются, находя записи предков о разуме и чувствах животных, смеются над тем, что животных очеловечивали и обожествляли. Они, никогда не общавшиеся с животными, не жившие рядом с ними, а только издевавшиеся над ними, заявляют, что нет у них разума, чувств, любви.

Добрый ты мой ученый, приковать бы тебя к бетонному столу, как бы ты при этом ни сопротивлялся, да провести все эксперименты с лампочками и трубочками, какие бы рефлексы и разум проявлял ты, что бы и откуда у тебя закапало и потекло и как бы описали тебя другие мудрецы? Но над тобой издеваться нельзя по закону, который создал ты сам, чтобы можно было безопасно издеваться над другими существами, при этом прогундосив девиз, что все нужно для людей. Вот только — для каких? Все это нужно для медицины. Но для какой?

Наша биологичка Наталья Александровна, как и я, любила животных и, кажется, тоже стеснялась биологии. Она обожала собак. У нее жило штук пять-шесть всяких мелких и редких по тем временам пород Была пара пекинесов и еще какая то мелочь. Я пошел посмотреть и остался на ночь.

В ее доме смотрел с удивлением не на пекинесов. Восьмиклассника поразили ее глаза.

Она спросила меня, почему я такой злой, почему обижаю всех, а защищаю ту беременную девочку. После этого я остался. Я подошел к ней, взял двумя руками за голову и поцеловал так, как меня учили мои лягушата. Вот тогда я, наверное, впервые и перепутал нежность, ласку и доверие с похотью. Конечно, было и желание. Но не оно оказалось главным в тот день.

Я знаю женщин теперь и могу сказать, что это было. Женщины любят силу и стремятся к ней до тех пор, пока с возрастом наконец-то приобретают ее сами и начинают ею пользоваться, страшно и неумело, пугая собственных детей и уродуя и без того уже никуда не годных мужчин.

Она тянулась к силе, а проснувшийся во мне зверь рвался к ее телу, презирая душу

Не могу сейчас говорить о себе в третьем лице… Потому что все это сделал я. Это все, наверное, нельзя искупить. Не знаю, можно ли свалить на неведение. Наверное, нет.

Оттолкнув ногой слишком наглую императорскую собаку, я опустился с нашей учительницей биологии на кровать. Она тихонько плакала, не понимая себя. Ей было стыдно перед всем миром: перед мужем и перед скулящей разношерстной толпой, скребущейся возле кровати. Я был в восторге и искренне потешался над абсолютным неумением взрослой замужней женщины. Даже тогда сквозь презрение я удивился этому. Но сила, пусть и не такая, какой должна быть, сделала свое дело. Дрожащие пальцы Наташи все время пытались закрыть мне глаза, а я насмешливо овладел женщиной, которая, может быть, впервые становилась ею. Она отдавалась мне с упоением, бесконечно повторяя:

"Прости меня. Прости меня." А потом, лежа в постели, уставшая, как никогда в жизни, счастливая и махнувшая рукой на свой стыд, рассказывала мне о том, как я защищал беременную девочку, как она видела мою драку за школой, а рядом стоял тот, чью женщину я защищал, и только испуганно хлопал глазами. Она говорила мне, что это ей очень знакомо.

Очень жаль, что я полностью не смог тогда понять женщину, которая в двух словах рассказала мне свою жизнь. Рассказала, как всегда пугали ее мужчины своим хамством и похотью. И когда встретила доброго, тихого интеллигентного человека, сразу же поспешила выйти за него замуж А потом поняла, как легко перепутать интеллигентность и доброту с обычной трусостью. Ее муж, как часто бывает сейчас среди мужчин, был беспросветным трусом. Не понял я нашу бедную биологгичку. А жаль.