Я тот, кто будит вас по утрам.
Так это ты? — усмехнулась она. — У тебя хороший голос
В эту ночь я был не один, я поражал ее своими знаниями любви, а она меня — нежностью, которая заполнила всю комнату. Нежностью, всепоглощающей и загадочной. Мне было хорошо, но обман снова проглотил мои чувства.
Как хорошо любить тонкую, нежную, тихо вздыхающую в объятиях девочку! Маленькую и воздушную, ее можно легко поднять двумя ладонями над собой. Еще ее можно держать в руках, как белую бархатную птицу, которая дрожит и приникает к груди. Ее можно брать на руки и, не опуская на кровать, целовать, бесконечно перебирая в руках. Еще одна белая птица, еще…
Вот она, моя последняя надежда.
Ты нужен мне, — шептали губы, — ты сильный и красивый.
Она становилась коленями мне на грудь и тонкими пальцами перебирала губы, волосы, глаза, целовала и перебирала снова. Она, казалось, может растопить камень, растущий в моей груди. Она смеялась тихим смехом, как шепотом, и говорила, что я тот, которого искала. Ходила обнаженная в бьющих сквозь окна солнечных лучах. Они пронзали ее насквозь
Я снова был счастлив. Жил встречами «Ира», — шептал во сне и наяву Ира осветила мою боль и злобу. Как много может сделать крохотная женщина с мужской злобой и неверием. Она может превратить все в любовь Когда же найдут этого механика? Я начал мечтать. Утром заору в микрофон: "Ира, мне хорошо с тобой, я люблю тебя". И все проснутся, чего никогда не могли сделать, слыша идиотское "С добрым утром, товарищи!".
Сердце окостенело, и опять мне показалось, что навсегда. Неважно, как все подучилось, и неважно, как я узнал. Рама вылетела от удара кулаком, кровь хлынула, обильно поливая пол. Она лежала в постели с каким-то… Да кто его знает с кем!
Почему? — с болью вырвалось у меня
Он добрый, — тихо и испуганно сказала она. — Я нужна ему. Как же можно прогнать, если так просят. Пойми…
И вдруг я понял, что она просто дура и дрянь, а я — слепой дурак. Хотелось нежности — на, жри! Ну и наелся, наелся так, что решил уехать.
Экспедиция — пугающее слово означающее долгую разлуку с родными и с опостылевшей жизнью.
Что тебе надо? Живи. Мать сделала подарок — выхлопотала у отца кооперативную квартиру, а бабушка, тихая бабушка, открыла тумбочку, на которой стоял телевизор, и вынула деньги. Но сестра уехала. Она всегда любила жить по чуть-чуть у разных родственников.
Живи! У тебя есть квартира и ликующая толкательница ядра, — умоляла мама меня, и я почти согласился. Но смерть бабушки, которую выносили уже из новой квартиры, подтолкнула меня вперед.
У меня вдруг появилось стремление к новому, необычному. И я уехал, увернувшись от салатницы, которую метнула в меня моя мама, от толкательницы ядра и от всего остального.
К тому времени мать отошла. В ней снова начала пробиваться кипучая энергия, и, поверив Георгию Серафимовичу Святодуху, я распрощался со всем, что связывало меня с окружающим. Не боялся я нового и неизвестного. Только бы подальше да поскорее.
Да здравствует экспедиция! Первопроходец, пионер. Я начинал так же, как и все великие путешественники Да здравствует экспедиция!!!
ГЛАВА 7
Воспоминания не придали особой бодрости. Сон был или не был… Проснувшись, я протер глаза и поплелся на кухню. Хотелось пить. Открыв холодильник, прилип губами к литровой банке знаменитого, воспетого Серафимычем МБК. Стало легче.
Дверь в кухню, скрипнув, отворилась. Судя по физиономии Серафимыча, он уже долго бодрствовал, тем более что зашел не один. С ним был какой-то парень. Сразу стало понятно, что он подчиненный. Со своими поездками в Китай, в Японию и так далее Серафимыч вышел на какую-то начальственную должность в речпорту.
Садись, Серега, — хлопнул он меня по плечу.
Из холодильника появились чьи-то кости, какие-то консервы и большая бутылка водки. Однако чувствовалось: веселья не будет. Парень был расстроен давно и привычно. Святодух тоже для приличия хмурился.
Сынок мой, — кивнул он в мою сторону.
Саша, — вздохнув, произнес молодой человек. Я тоже слегка покивал, прихлебывая чай.
Ну, Сашуня?.. — рявкнул Серафимыч.
Они налили по полстакана. Мне мой отчим даже не предлагал, знал — бесполезно, — давно махнув на меня рукой. Саша что-то хотел сказать, но Серафимыч, оттопырив губы, тряхнул головой.
А, понимаю, — сказал его подчиненный.
"Интересно, что он понимает?" — подумал я. Мне было тошно, но из кухни уходить не хотелось. Нужно, чтобы кто-то был рядом, а они, я понял, не собирались говорить о тайном. Я тихонечко попивал свой священный зеленый чай. Правда, этот китайский чай почему-то был грузинским, но все же нормальным чаем.