Ночь. Душная, одинокая, черная и давящая… Каждую ночь в одиночестве, лежа в рыхлой постели, я выл потихонечку до утра, кусая губы и пальцы, тяжело засыпая. После часа или чуть больше беспокойного сна меня будила мать на работу — к ненавистному компрессору. Я мечтал закрыться в компрессорной и слушать уже любимое тарахтение. Но было поздно. Всегда какими то непонятными путями через проходную прорывалась то одна, то другая, а то и по две. Я не звал их, а значит — предавал Далее через рев компрессора, закрывшись на врезанный начальником замок, я слышал тихий стук женских пальцев, который заглушал все, и даже прошедшую ночь Зверь приходил мгновенно и не желал мне объяснять, что через женщин лучше и больше можно понять мир Но разве так?!
Я напоминал себе охотника, который не может не стрелять, сам не зная почему, в пролетающих птиц. Добро и зло стали приходить ко мне поодиночке, каждое в свое время. Но я точно знал, где добро, а где зло. Рыдал во сне по ночам, рыдал в компрессорной, хватаясь за голову, затыкая уши.
Я проклинал себя за расстрелянных птиц, за угробленные души этих женщин "Ведь я мужчина! — говорил я себе — Разве имею право калечить чувства, которые пробудил в них!"
Рев компрессора, казалось, посылал мне какие то проклятия за все сотворенное мною. Но как только прозрачные ногти касались снаружи облупившейся двери компрессорной, я вскакивал и говорил себе: "Ведь я мужчина! Не я прихожу, не я зову! Как может мужчина отказать, если женщина просит!?"
"Вставай", — ревел мне компрессор, становясь союзником и моим Зверем.
Ни одна женщина, которой я открывал дверь, не слышала компрессора
"Пожирай ее, — ревел компрессор, — рви"
И я рвал В крошечной комнатке на антикварной лежанке
"Молодец", — ревел и хохотал за стенкой компрессор Но я уже был согласен с ним
А потом вспоминалось, какую дрожь восторга он пропускал по моему позвоночнику Я вспоминал вибрирующие кончики сосков, вибрирующие ресницы, кривящиеся и дрожащие губы. Вспоминал по ночам, когда ненавидел себя, когда просыпался от вкуса крови, текущей из прокушенных в отчаянии губ. Вставал и, ненавидя все, сгорбатившись, топал к своему холодильнику и снимал жар МБК
Ах ты, моя компрессорная, когда состарюсь, сложу о тебе поэму, — проклятая! В одно прекрасное время я понял, нужно бежать из нее, куда-нибудь, но бежать Понял тогда, когда в дверь компрессорной постучала не женская, а мужская рука. Не понимал я, что не любовь заставляла женщин идти ко мне, а стремление, животное стремление иметь здоровых детей Гнал их страх, который шел от ослабевших духом и телом окружающих мужчин Не понимали мы этого.
Я выпускал очередную жертву, и перед тем, как выйти, мы с ней столкнулись с одним из ребят нашего спортзала Что за наваждение? Удивительные вахтеры. Они не пропускали своих, не узнавая. Неясно, как чужие спокойно входили и выходили.
Привет, — радостно сказал я старому приятелю.
Погоди, — ответил он, положив руки на плечи моей белой птице — Зачем ты так, значит, это правда?
Он просто лучше, — взмахнув белыми крыльями, ответила она.
А я — задрожал он
Не знаю, — честно призналась она Рядом стоял компрессорщик, хлопая глазами, как идиот Я не видел их вдвоем никогда.
Ты любишь ее! — спросил приятель шепотом, едва шевеля губами
Ты любишь меня? — спросила она, вздрогнув ресницами
Я рванулся вовнутрь — там хохотал компрессор. Я снова рванулся, вперед — там стояли они. И я ушел, пнув ладонями на выходе приставучего вахтера, оставив навсегда компрессорную, хохочущий в ней компрессор и их двоих, убитых одним выстрелом. Я шел, шатаясь, как больной, прикрывая глаза рукой, в робе, оставив даже ключи от дома.
Компрессор сожрал все, что мог. Мою трудовую книжку и двух живых людей.
Кто шел? Наверное, не я. Это был приехавший из сказки, из понятной и радостной, с сильными людьми, очень красивыми и умными. Приехавший спасать наш простой мир, в котором он жил и должен жить. Не я это был, а какой то двадцатилетний, разрывающийся на две части мальчик.
Вот только кто сможет простить его? Может быть, простят ту, хорошую сторону. Я знаю, что первую А вторую? Она ведь тоже была частью этого мальчика.
Я хочу написать об Общине, о Школе, об удивительных и простых законах Космоса
Но как о них писать, не рассказав о преследовавшем безумии Я не писатель Мне это не нужно. Но, кажется, наконец то понял, что такое муки творчества Понял, почему художник кричит, хватаясь за голову, кричит, что нет у него вдохновения.