Травы, которые несли в себе дух Вселенной, травы, взращенные Космосом на теле Земли, покрывали дуреющие разгоряченные взмокшие тела. Травы, на которых в безумных позах вершилась фальшивая любовь — она не порождала детей, но порождала похоть зверя, который завернул на этот сеновал. Травы могли загореться от трущихся тел.
Почему не вспыхнуло пламя? Где был адский огонь? Спасибо, Учитель, ты пощадил меня, несмотря ни на что. Кто знал, что Школа даст мне эту вселенскую силу? Знал только ты, мой единственный Учитель.
И слава Богу, это были не ранимые девочки, а женщины, которые бесновались от всесильного Зверя. Жена сидела в комнате, обняв подушку, то ли понимая, то ли чувствуя. Я благодарен ей. Наверное, сердце Татьяны разбилось на тысячи частей. Я знаю: каждая часть будет болеть особенно за ошибки моего прошлого.
Белый конь принял меня. Я летал на нем, сбивая руками и головой сухие сосновые ветки, топча луга и врезаясь в стога. Уцепившись за жесткую гриву, я поверил, что на этот раз проскочил. Но конь споткнулся, и я упал в стог. И вот опять — тоненькая девушка. Она выронила тетради, охнула и упала. Такая тоненькая, с бесцветными и глубокими глазами.
Кто вы? — с испугом сказала она.
Не бойся, это просто я.
А кто вы? — дрожала она.
Разве ты не ждала меня? — удивился я.
Я боюсь вас.
Ты боишься меня? Ты ждала и боялась меня всегда.
Но кто вы? — спросила она.
Я сельский подпасок, пасу лошадей, они разбрелись по этому бескрайнему лесу. Мой любимый конь много дней бежит, мы ищем их. Что же мне скажет председатель! — я схватился за голову и сделал несчастный вид.
Девочка расхохоталась и заявила, что я обманщик.
— Конечно, — не возражал я. — А кем можно стать, увидев бездонные глаза?
— Но нельзя быть таким наглым, — успокаиваясь, сказала она.
Я не наглый, я тот, кто нужен тебе. — Черный демон закрыл нас своими крыльями.
У тебя злые губы, — сказала она. — Я их боюсь.
Меня все боятся. Уходи, — попросил я. — Бери свои книги и уходи, — умолял я.
Она отшвырнула их в травы.
Ну кто же ты?
Я? Пасу лошадей, людей и собак. — Из-за стога вынырнуло мое черное чудовище, клацая белыми зубами. Девочка оступилась и опять упала.
Кто это?
Это мой брат, — сказал я. — Он не хороший, он обманщик и вечно творит подлые дела.
Я боюсь не его, а тебя.
Посмотри на меня. Разве я могу сделать что-нибудь плохое?
Я боюсь тебя. — Бездонные глаза замигали. — Он может укусить, — мудро изрекла она. — А что можешь ты? Я развел руками.
Я могу любить.
Сумасшедший. И наглый. — Ее плечи дернулись.
Глупая, — ответил я. — Просто сумасшедший. А у тебя бездонные глаза.
Если в этом мире и есть безумие, это было оно. Я пнул ногой свое черное чудовище и припал губами к бездонным бесцветным глазам. Демоны хохотали, летая вокруг.
"Община, Учитель, — эти слова звучали издалека. — Вот твое предательство перед женой, которую ты так любишь".
Она не знала мужчины и потому была так прекрасна. Нетронутая грудь и розовые губы. И если будешь перед чем-то слабым, это так просто. Нужно провалиться в бездонные и бесцветные глаза.
Как хорошо, — прошептала она.
Да быть этого не может! — удивился я.
— Хорошо потому, что боль от тебя.
Потом я забрасывал ее цветами, рвал с корнями и бросал. Пчелы безжалостно жалили меня, а я забрасывал ее душистым обволакивающим запахом. Кто была она Под стогом сена мятые тетради. Одежда смешалась с травой. Слезы и цветы стояли над нами радугой. Она хватала своими руками траву и стыдливо закрывалась ею.
"Подлец, — мелькнуло у меня в мозгу, — ведь огромные глаза жены твоей увидят сквозь время. Зачем ты тронул девочку, облив себя этой кровью? Ведь ее не отправишь просто так обратно домой. Что же делать еще с одной душой?"
Мы собрали книги, тетради, колючки друг с друга и побрели волшебным лесом. Я брел в тумане, густом и непроглядном, левой рукой держась за жесткую гриву белого коня, а правой обнимая хрупкие плечи Не часто мне попадались девочки с бесцветными и бездонными глазами, похожие на нежных, в росе, только что проснувшихся бабочек, трепетно сидящих на сонных луговых цветах У этих бабочек еще нет сил пить нектар, они полусонные. Бабочек легко взять в руки, в теплых ладонях бабочки наивно тычутся длинными хоботками между пальцами. Вот и взял я прозрачную бабочку, сорвав с того места, где сидеть бы ей долго и перебирать свои тетради с бессмысленной белибердой, которая никогда уже не поможет этой сорванной с цветка бабочке. Упавший цветок никогда не вернется на ветку. Но он возрождается дрожащей белокрылой бабочкой. Упавшая с ветки бабочка никогда туда не вернется, но она возрождается переливающейся лазурной птицей, которая дарит свои трели, ничего не требуя взамен.