Мы шли зеленым лесом: я — с болью в сердце, с серым туманом в глазах, она — с льющимся в сердце счастьем и с ярким солнечным днем в бездонных глазах. А рядом брело мое черное чудовище, понимая абсолютно все. Создатель не дал моему псу слов, и поэтому в трудные моменты, несмотря на все обиды, причиненные ему, он слизывал своим шершавым языком мои горючие слезы, порожденные демонами. Мы шли, все те же домики, длинная асфальтовая дорога, ведущая в столовую.
Завидовал я тогда людям, которые совершают поступки, не задумываясь над ними, совершают потому, что ХОТЯТ. Вроде бы маленький поступок, такой безвинный, но, когда их много, они сотрясают нашу единственную Мать-Землю.
Люди! Не старайтесь сделать кого-нибудь лучше! Не кричите во все горло, что нужно любить людей! Задумайтесь о себе. Не совершайте предательств! И никакой конец света не сможет прийти к нам, если каждый хотя бы один день не совершит ни одного предательства или обмана! Представьте себе, каким чистым и радостным будет этот день на всей Земле. А если не один день.
И вот мы пришли туда, где столько лет назад меня спасли два маленьких существа, две глупенькие лесбиянки, которые навсегда остались для меня божествами. Для чего спасли? Может, для общины? Может, просто для самого себя? Милые белые большеглазые и большеротые лягушата!
Постой, — сказал вдруг я. — Как зовут тебя, бабочка?
Алла, — улыбаясь, строго сказала она.
Знаешь, Алла, меня зовут Сергей, а в общем, я несчастный неудачник.
Конечно, фурор мы произвели невероятный Все смотрели из окон на нас с открытыми ртами. Представьте себе: с девочкой самых строгих правил, с профессорской дочкой, с лучшим математиком госуниверситета (она заканчивала последний курс) — так вот, с ней в обнимку шло непонятное существо с длинными волосами, в какой то полувоенной форме (подарок вечно пьяного брата-егеря), правой рукой обнимающее математичку, левой — белого коня. Сзади плелось недовольное, зыркающее вокруг черное чудовище.
Ты хорошо знаешь лагерь, — заметила она. — Откуда?
Пойдем со мной, — прошептал я.
Мы прошли мимо умывальников и вышли к сосняку. Шли недолго. Вот сломанная береза. Она оказалась гораздо ниже, чем раньше. Мы всей компанией подошли близко, и из прогнившего нутра березы выпорхнула серая птица. Я увидел наконец то птицу, о которой мечтал столько лет. В стволе все так же лежали три небольших в крапинку яйца. Упав на колени и уткнувшись лицом в горячую хвою, я зарыдал, как женщина, всхлипывая и подвывая. Было абсолютно все равно, что подумает белый конь, черная собака и с бездонными глазами девочка, которую сегодня сделали женщиной.
Что с тобой? — терзалась она. — Ну, отвечай!
Ничего, — сквозь рыдания отвечал я. — Просто твой новый Друг обладает великим даром ясновидения. Хочешь, скажу, что будет дальше. Кто-нибудь набредет на этот ствол, и глупые руки унесут птицу, посадят в клетку, а из этих яиц не выведутся веселые птенцы. Птица от тоски несколько дней будет биться о прутья своей тюрьмы, а потом затихнет навсегда. И все те же глупые руки выбросят ее в высокую траву.
Прижавшись к своему несчастному математику, обливая слезами ее детскую грудь, я рассказал ей о сломанной березе и загадочных лягушатах.
Я не рассказывал никому.
Рассказал. Со всей болью, со всем своим пониманием мира, ничтожным, но своим. Так не сумел бы рассказать даже Учителю, ведь он не был женщиной. Женщиной, которая, не задумываясь ни на мгновение, дала то, что должна была отдать раз в жизни одному мужчине, зная, будучи уверенной: этот мужчина пройдет с ней через всю жизнь.
Очень часто глупость, оседлав Зверя, катается на нем по свету. Зверь обожает демонов. Он с радостью подставляет им спину, катая на себе то глупость, то подлость, то злобу, то ненависть, то страх… А ведь эту, наверное, мимолетную любовь в стогу тоже принес на своей спине Адский Зверь. Она гладила меня по голове, слушая все ужасы, и я вдруг до боли в печени, до нестерпимого страха понял, что ей абсолютно все равно, что было со мной. В прозрачных бездонных глазах мелькало только одно: ты мой!