Вполне нормальное явление, — ответил Аллин папа. — У нас в лагере почти у всех кроватей ножки слабые.
"Ничего ж себе! — подумал я. — Что ж это нужно вытворять на этих кроватях?!"
Но папина дочка все поняла Глаза хищно заблестели. И тут понял я: если она чего-то хочет, то получает всегда. Мне захотелось резко вылететь за дверь. Может, я это и сделал бы, но забыл, в какую сторону она открывается.
Мы сидели на отремонтированной кровати, и я думал. "Ладно, ешьте меня, лишь бы только мой пес за дверью никого не съел!" Но был почти спокоен. Куры ему, наверное, больше нравятся, чем профессора, потому что они не такие жесткие. Из-за двери я слышал недовольное бурчание своей собаки. Это был очень умный пес, и он знал, что за скулеж получит. И надо же — нашел выход. Зевать ему никогда не запрещали. Поэтому он томно и протяжно зевал. Наверное, те, кто проходили мимо, глядя на собаку, думали, что бедное животное не спало несколько лет.
Все было готово. Меня с кем-то знакомили, что-то говорили. Я, конечно же, ничего не понимал и ничего не слышал, кивал головой, иногда заглядывая в прозрачные глаза. А мордочка, на которой они были, корчила смешные рожицы, периодически высовывая кончик языка.
Итак, друзья, — провозгласил Анатолий Анатольевич Губин Все, оказывается, уже стояли. Я вскочил.
Выпьем за нашего уважаемого именинника.
Аллин папа чинно раскланялся, поправляя пенсне. Я навалил себе полную тарелку риса, нагреб свежих помидоров и ушел всеми мыслями в тарелку Потом, выпив какой то гадости за уважаемого именинника, принялся лихо орудовать ложкой, причем гораздо лучше, чем корейской алебардой.
Поглощая огромные количества пищи, периферическим зрением я разглядывал бездонноглазую, а она, хитрющая, оттопырив пальчик, кокетливо сосала леденец.
Может, еще? — шепнула математик, когда я прикончил тарелку.
И даже дважды!
Ну, ты и кушаешь! — с уважением сказала она.
Пополняю нехватку животных жиров, — ответил я.
Кстати, молодой человек, — обратился ко мне Губин. — Поверьте мне как биологу.
Хотя он оказался не биолог вообще.
— Травоядное животное имеет несколько желудков. В общем, это сложный процесс. Я объясню вам попроще Эти желудки как бы переваривают по очереди жесткую растительную пищу, передавая ее друг другу. А у вас, юноша, желудок один и не очень длинный кишечник. Поверьте мне новое течение, то бишь вегетарианство, очень вредно само по себе. Думаю, больше недели вы не выдержите, — завершил он.
Стало понятно: даже если сейчас стать на колени и перекусить зубами железную ножку кровати, после чего поклясться самой страшной клятвой, что питаюсь так уже несколько лет, он все равно не поверит. На меня насмешливо и торжественно смотрели бездонные глаза. За домом ржал конь и отвратительно зевал Конфурик. Стало понятно не надо вставать, лягать руками и ногами Губина, этого профессора биологии, его можно убить несколькими фразами, простыми и ясными, как день. Очень долго не с кем было поговорить на эту тему.
Впрочем, молодой человек, — снова торжественно произнес он, — питаясь растительностью, вы должны, как лошадь или корова, пастись с утра до вечера. Иначе корова издохнет от дефицита питательных веществ.
Все внимательно слушали. Было понятно — умные разговоры они любили.
"Бедный дядя Толя, — подумал я, — что же сейчас с тобой будет?!"
Я почесал в своих длинных волосах, взглянул на свою торжествующую подружку и, глубоко вздохнув, решил как можно мягче объяснить биологу, что он заблуждался всю жизнь. Но зло опять одержало верх. А может, то была обычная правда, которая тоже имеет немалую силу?! Многие боятся этой правды. Но ведь не я же, в конце концов, затеял этот спор и лекцию по биологии? Меня почему-то привела сюда эта девочка! Внутри почувствовалось кипение, стало понятно остановиться уже не в силах! Наверное, только медвежья пуля, выпущенная из дяди Толиного двенадцатого калибра, могла меня остановить.
Милый дядя Толя, — спокойно произнес несостоявшийся компрессорщик — Ах да, Анатолий Анатольевич, — поправился я. — Но, бегая за вами много лет назад, последний раз я называл вас именно дядей Толей. Правда, тогда возненавидел вас лютой детской ненавистью — Губин стоял, раскрыв рот, удивленно таращась — Я все сейчас вам объясню, Анатолии Анатольевич. Вспомните: на всех занятиях, во всех походах с вашими студентами таскался за вами любопытный четырнадцатилетний мальчишка. Вы явно недолюбливали его, вы не могли ответить на половину заданных им вопросов. Так получилось, что мне на них ответил другой человек, а вам сейчас объясню я. И если говорить правду, то прежде всего объясню, за что так возненавидел вас, хотя вначале любил. Вы забыли, наверное, этот эпизод. Впрочем, на протяжении многих лет он повторяется каждый раз. Сейчас я понимаю, что было с вами. Но тогда это была загадка для пацана.